Шена моргнула, ее рот скривился, и под гладкой кожей заострились скулы, мягкие черты лица в одно мгновение обрели чуть утрированную резкость. Женщина с глазами цвета теплого хризолита двинула тонкими бровями, одновременно улыбнулась, немного виновато. Она как будто хотела о чем-то спросить и все не могла решиться. Лена молча наблюдала, как меняется выражение лица подруги и не верила, что это всего лишь перемещение мимических мышц под кожей. Нет, на самом деле невидимые руки гениального скульптора ваяли мимолетное совершенство. Медичке захотелось умножить ощущение, ей казалось, что зрения недостаточно. Лена подняла руки, коснулась пальцами лица Шены, скользнула по щекам, разгладила уголки губ, стараясь убрать складки, изгнать с лица валькирии даже тень печали.
— Кто ты? — тихо спросила Шена.
— Я Хель, — отозвалась Лена. Девушка чувствовала себя странно, как будто в эти мгновения она оказалась частью мироздания, и все вокруг — Пустошь, Ойкумена, все, включая созвездия — сосредоточилось вокруг нее. И она действительно была Хелью, не гостью поневоле, а плотью от плоти всего.
— Это не имя, это прозвище…
— Ты можешь называть меня как пожелаешь, — шепнула Лена.
— Тогда… Тогда я назову тебя Teine. На моем наречии это значит Огненновласая. Так мало где говорят.
— Тейна… Лена попробовала это слово на языке, и ей понравилось. — Пусть будет Тейна.
Шена улыбнулась, склонилась чуть ниже. Тень задумчивости вернулась на ее чело, будто пыльная паутина. Лена нахмурилась.
— Откуда ты? — спросила валькирия.
Лена молчала, не в силах ни ответить, ни уйти от ответа, ни даже отвести взгляд от желтовато-зеленых глаз. А еще она понимала, что в такие моменты душа обнажена и беззащитна, поэтому солгать нельзя. Ложь — как яд, проникнет в самое сердце и навсегда отравит доверие. Превратит в лед тепло, которым обмениваются близкие люди, соединившиеся в большом и безразличном мире.
— Мой дом очень далеко отсюда. Слишком далеко.
— Ты была там счастлива?
Неожиданный вопрос, такой неожиданный… такой простой… и одновременно сложный. Как на него ответить? И что такое счастье?
— Нет.
В одно слово Лена уместила всю свою жизнь.
Боль и злость, которые разрушили связь с матерью, обменявшей самое светлое, самое чистое чувство на свете — любовь ребенка к матери — на одобрение друзей и знакомых.
«Ты меня позоришь! И теперь все скажут — какая мама у этой девочки!»
Разочарование, которое словно ржавчина изгрызло, растворило отношения с отцом.
Память о старом враче, который один по-настоящему любил маленькую девочку. Как мог, пытался смягчить железный напор матери, неспособной услышать и понять кого-то кроме себя. А затем умер, оставив Лену одну.