Сейчас он сердито смотрел на Матеуша, хотя они были приятелями и Станкевич уважал плотника как никого другого.
— Его дело! В няньках не нуждается, не ребенок! Пусть пьет!
— Видишь ли, Людвик, я о другом. — Матеуш почти силой усадил приятеля рядом с собой. — Ведь они с Иренкой были неравнодушны друг к другу.
— Старое дело!
— Старое не старое, а посмотри, как он смотрит на нее. Напьется парень и устроит скандал. Ревнивый он и… калека, понимаешь?
— Так… — Весь гонор Станкевича сразу же исчез. Старик как-то сник, руки опустились. — Так…
— Зачем ты вообще его сюда привел? Тяжело парню.
— Ведь я не волок его сюда силой. Если бы он не хотел, то мог бы не идти. Налей, Матеуш! Выпьем за мою пропащую жизнь. Один парень был у меня и тот не удался.
— Не говори глупостей! Не обязательно ведь ему работать в деревне! На свете существует столько специальностей.
— Э-э-э… А я свое кровное добро отдам какому-нибудь приблудному, да?
Матеуш медленно разливал самогон, потом задумчиво поглядел на Людвика и поднял стакан:
— Наше здоровье, Людвик. Чтобы нам дождаться свободы.
— Скорее могилы дождемся. Видишь, что эти негодяи вытворяют?..
И пошел разговор о тяжелом житье-бытье, о войсках и севе, о горящих деревнях, о телятах, о клейменых свиньях, о ценах на табак и о дочерях, о хозяевах, свадьбе и молодых.
— Горько! Горько! — громыхнуло снова из соседней комнаты, когда оркестр на минуту смолк. Оба старика поднялись и двинулись туда. Балабан, уже почти лежа на столе, выкрикивал слова очередной песенки.
Проходя мимо Зенека, старик Станкевич потрепал его по плечу:
— Не расстраивайся, сын! Все уладится.
Зенек не ответил отцу. Комната у него перед глазами уже ходила ходуном.
За стеной снова загремела музыка.
Ритмично затопали ноги. Зенек тяжело поднялся, не обращая внимания на пьяного Балабана, спотыкаясь, дошел до двери, у которой теснились пожилые женщины, наблюдая за танцующими и обмениваясь замечаниями. У каждой были здесь дочери, племянницы или просто знакомые. Он бесцеремонно растолкал увлеченную зрелищем толпу и вошел в комнату. Посреди большого, ритмично притопывавшего круга кружились четыре пары, поочередно проскальзывая друг у друга под поднятыми руками. Одной из этих пар были Стах и Иренка.
Зенек долго стоял, покачиваясь на здоровой ноге, потом двинулся к танцующим, однако не успел сделать и двух шагов, как кто-то крепко схватил его под руку:
— Зенек, иди-ка сюда, мне надо потолковать с тобой. — Он уже готов был надерзить в ответ, но, обернувшись, увидел Матеуша и позволил увести себя.
Они вышли в темную, еще теплую осеннюю ночь.