— Наш тоже.
— Давайте выпьем, а потом все обсудим… Может быть, он был пьян?
— Кажется, нет.
Выпили, и Каспшак глубоко задумался. Долго смотрел на Матеуша, катал из хлебного мякиша шарики.
— Послушайте, Матеуш, ведь мы знаем друг друга давно, выросли в одной деревне…
— Почти.
— Ну вот. Жизнь у нас сложилась по-разному. Но, так или иначе, мы земляки и должны уважать друг друга. Поэтому давайте говорить откровенно. Прошло то время, когда мы могли воевать в одиночку, каждый сам по себе.
— Вполне с вами согласен.
— Надо перейти под единое руководство.
— Но ведь существует единое правительство.
— Правительство далеко. Мы здесь, внутри страны, должны иметь единое командование. Иначе коммуна нас сожрет.
— Я коммуны не боюсь.
— Это для меня не новость, вы сами почти коммунист. Но подумайте о других.
— О ком? О вас, богатеях?
— Ой-ой-ой! Так мы ни о чем не договоримся.
— Я пришел к вам с конкретным вопросом. Гром подчиняется вам. А какое будет командование, решать не мне. Для этого есть начальство.
— Но инициатива может идти и снизу. Вы слышали, что уже появились партизанские отряды коммунистов?
— Ну и что? Если они будут бить немцев — на здоровье.
— А потом заберут ваши дома и землю…
— Не будем гадать. Теперь не время: у нас на шее немец сидит.
— Как хотите.
— Так как же все-таки с Громом, Тадеуш? Был такой приказ, чтобы по ночам задерживать моих людей и угрожать им?
— Чтобы угрожать — не было такого приказа! Это он горячку порет.
— Спокойной ночи! Теперь буду знать, что к чему.
— Советую, однако, не предпринимать никаких действий по собственной инициативе. Спокойной ночи.
Толстощекий Франчук, которого в деревне считали порядочным и хорошим парнем, в последнее время очень изменился. Он совсем забросил хозяйство, переложив всю его тяжесть на плечи жены и матери, а сам занялся, как он это называл, делом. Торговал чем попало, где попало и с кем попало. Ходили даже слухи, что он впутался в какие-то торговые махинации с немецкой обслугой фабрики. Зачастил зачем-то к спекулянтке Хельке, но его метлой урезонила старая Франчукова, приказав больше заниматься собственной женой. Ее мало беспокоили чувства невестки, но ведь это была законная жена сына! Стах перестал ходить к Хельке, но вместо этого связался с теми, кто приезжал из города клеймить скот. Кончилось тем, что Матеуш однажды сказал ему:
— Слушай, Стах! Это, конечно, дело твое, но смотри, как бы на себя беду не накликать.
И Франчук немного угомонился. Но домой он приходил почти всегда пьяный, валился на лавку в кухне и приказывал жене раздевать его. Глотая слезы, она молча стягивала с него сапоги. Но однажды, когда он ударил Ирену ногой, она убежала к отцу. Беняс долго почесывал лысину и наконец, надев шапку, отправился к зятю. Стах лежал развалившись и храпел. Пришлось говорить с его матерью. Беняс был человеком спокойным, но все знали, что он слов на ветер не бросает. Поглаживая лысину, он медленно говорил, обращаясь к Франчуковой: