Собрание сочинений в 7 томах. Том 6. Листки — в ветер праздника (Айги, Макаров-Кротков) - страница 17

21.

Передвигающееся Зеркало. Стихотворный Бедеккер.

22.

А это — Вагнер. «Поистине, величие поэта скорее всего открывается там, где он молчит, чтобы невысказанное само высказалось в молчании».

23.

Это налево от деревни, сперва дорога — немного в гору, через две версты — уже не «сельское», «ничье», — поле: «само по себе». Рытвины, кочки, застарелые травы. Но… — нельзя мне — здесь — к этому прикоснуться (с «прозаической необязательностью», я лишь «испачкаю» для себя это место и не уловлю уже его — в «стихотвотворение»), оставляю…………. (шуршащее его пребывание).

24.

Мощно молчит — Бетховен.

25.

Оговариваемся: прекрасного многоговорения (есть ведь такое… — есть и «волшебная болтливость» великих произведений) здесь не касаемся. Это — совсем другое искусство (не исследованное специально, — в отличие от риторики).

26.

Лица-поля и поля-лица.

27.

И только один пример прекрасного «многоговорения». Романы Достоевского, когда мы вспоминаем их «отвлеченно», слышны, как бессловесная музыка боли (притом, каждый — по-своему, очень «определенно»).

Возможно, есть здесь — и музыка Молчания.

Не хочется подробно говорить о том, что есть и «неслышные» произведения больших писателей (а-музыкальны… похоже, что также — а-поэтичны).

28.

Есть и «просто мыслительная» ангажированность, искушаемость — рассужденчеством. И возникает: актуальность молчания.

29.

быть

может

как у монаха — обманчива

ты — пустота? ты как будто омытая словно — сосуд… в ожидание верю ныне смиренно: вот-вот

как благодать во молящегося

(долго без слов)

тихо войдет

стихотворение

— …Amen

30.

Композиторы, говоря, рисуют руками в воздухе (видят — слышанием). В «компании» музыканты остроумнее поэтов (последние плохо шутят, словно выплывают из некой словесной аморфности). Краснобай-художник опасен (не то что поэт, тот и так — «трепач»).

31.

Гельдерлин в последних стихах: «Я многое еще мог бы сказать». Лучше уж — так. Молчащие места (словно — в античной трагедии).

32.

Странно, в юности мы более лаконичны. Как будто первопроявленные, свеже-весомые наши боли говорят — собою, «анатомической» выкладкой (с исключением рассуждений «по поводу»).

33.

Эти стены и своды — пелись, их — ввысь — распластывало — пение духа (пронизывая и «математику»), — «в современности» бродим — с этим странным «звучанием», словно укрывая его — плащами (толпы — таких людей), какие мы — «не простые»; грусть, вечер; город.

34.

В церковном хоре один из певчих вошел в раж. Отец Т. схватил его за чуб и стал трясти: «Ишь, заливается! Замолчи, — не в тебе — дело!»

Пожалуй, и мы — иногда — слишком «заливаемся» очень уж «нашими» акафистами.