Собрание сочинений в 7 томах. Том 6. Листки — в ветер праздника (Айги, Макаров-Кротков) - страница 7


11.

«Он», «вот-вот», «Войдет».


12.

На сосне работал и пел — дятел.


13.

Сосна.


14.

Поле, — песня — будто порезанная.


15.

Охотник и Валун (как — Книга).


16.

Шестнадцатая страница: Солнце

над горизонтом.


17.

Снова Вещи Другие — средь людских вещей.


18.

И Он Смотрит сквозь песню.


19.

Бедность, — гравер.


20.

И закатное сияние сосен во сне.


21.

Поле: Свист Сиротства.

что забредает в сломанную флейту

[Акимицу Танаке]

1.

Без ветра……. — поле — вдруг — остановилось, как седеющие волосы.

2.

Все из «души» состояло — понятие «здесь».

3.

Человек разговаривает как можно проще с публикой; с другим человеком, с глазу на глаз он разговаривает сложнее; и уже совсем сложно — с самим собой.

4.

Поэт в лачуге, — покой.

5.

И не с «натуры», а с тишины… — и отчаяния, подобного слепящей «невидимости».

6.

И глядя на сосны……. — сердце — все медленнее — по небу.

7.

Словно высох источник, начинающий — Волгу… — так, мелос умирает — в поэзии (и без чего-то, подобного «сердцу», будет — народ).

8.

Несколько соломинок — по ветру, этого достаточно — для утешения-и-счастья — от мира.

9.

И всюду ходит по Земле Он, — N. убийц.

10.

Терпеливо стать «конченым», — продолжать трудиться, приняв это «качество».

11.

Лечебница души моей, — лес.

12.

И снова алее закатный свет — на кланяющейся голове.


|июнь-июль 1995I


Тверская область

деревня Денисова Горка

ветер по травам (кое что из российского бельманизма)

Эпистола Игорю Улангину —
вспоминая его бельманиану
когда за взорвавшейся паникой ласточек
в сердцевине Дня
мерещится некое Поле-Окраина
(некой Земли «святой»)
следы и остатки многонародных убийств —
здесь — в деревне тверской — трепещущие
березы как мысли о казни
а беспокойные маки наклоняют сердце
и голову —
(…к исчезновению…) —
смотрю на солнце «как давно его нет Нерваля» —
и «музыка покидает нас тихо как Бог»
(старая «зависшая» строка —
никуда не вошедшая)
и — тогда —
вспоминаю я бельманиану шубашкарского
художника — где:
будто переживается сердцем —
шея трущаяся о воротник
и движение женской спины с порывистостью
скопасовской
словно повесть о страсти и одиночестве —
и:
будто рассматриванием грустным
невыброшенной («тороистической»)
кружки
тремся мы сами — душой-засыпаньем —
о теплую изъеденность жизни
и радуемся (будто возможно чуть-чуть
заморить червячка)
вечно-простой простоте
скажем жестянки
«ручной» деревяшки
тряпья —
«чуда»-иль-«простенькости» —
(вновь — этот шепот: «шапочка где-то валяется
всегда поднимать тяжело
душу свою поднимаешь») —
и «дошедшесть» и «конченность»
человека честнее
(как у Педэра Эйзина)
современных «персоналистских» побед… —
. —
и вспоминая все это — вызываемое
бельманианой Игоря Улангина