Поэтому Галилей подчеркивает: «По моему мнению, учение Коперника не допускает смягчающих оговорок, так-как существеннейшим его пунктом и основным утвержденном является движение Земли и неподвижность Солнца, вследствие чего его нужно или целиком осудить, или принять таким, как оно есть; иной возможности, во всяком случае, я себе не представляю».
Все это Галилей писал тогда, когда инквизиция в большой тайне занималась «делом Галилея», т. е. обсуждала вопрос об отношении учения о движений Земли к христианскому вероучению. Как раз в это время в Неаполе вышло из печати «Письмо отца настоятеля Паоло Антонио Фоскарини, члена ордена кармелитов, к Себастиану Фантони, генералу ордена, о мнении пифагорейцев и Коперника о движении Земли и неподвижности Солнца и о новой пифагорейской системе мира». Это богословское сочинение неизвестного дотоле коперниканца Фоскарини подчеркивало, что новые астрономические открытия дают все основания считать правильным учение Коперника, причем вопрос о согласовании этого учения с «священным писанием» оно решало в духе Галилея. Конечно, это сочинение не могло пройти незамеченным, оно сразу подверглось резкой критике со стороны одного духовного лица, и на эту критику Фоскарини не замедлил ответить. В споре со своим противником Фоскарини захотел иметь арбитром такое ответственное лицо, как Беллармин, который недавно был приобщен к лику «блаженных» — назван «святым доктором». И в результате 12 апреля 1615 г. этот кардинал написал письмо к Фоскарини, в котором довольно подробно разобрал вопрос об отношении христианской религии к учению Коперника.
В своем ответе Беллармин сознательно обходил то обстоятельство, что Галилей и Фоскарини считают это учение истинным и отнюдь не склонны объявить его математической фикцией. Он писал: «Мне кажется, что ваше священство [Фоскарини] и господин Галилей мудро поступают, довольствуясь тем, что говорят предположительно, а не абсолютно; я всегда полагал, что так говорил и Коперник. Потому что, если сказать, что предположение о движении Земли и неподвижности Солнца позволяет представить все явления лучше, чем принятие эксцентриков и эпициклов, то это будет сказано прекрасно и не влечет за собой никакой опасности. Для математика это вполне достаточно. Но желать утверждать, что Солнце в действительности является центром мира и вращается только вокруг себя, не передвигаясь с востока на запад, что Земля стоит на третьем небе и с огромной быстротой вращается вокруг Солнца, — утверждать это очень опасно не только потому, что это значит возбудить всех философов и теологов-схоластов: это значило бы нанести вред святой вере, представляя положения святого писания ложными… Если бы даже и существовало истинное доказательство того, что Солнце находится в центре мира, а Земля на третьем небе и что Солнце не вращается вокруг Земли, но Земля вращается вокруг Солнца, то и тогда необходимо было бы с большой осторожностью подходить к толкованию тех мест писания, которые представляются ему противоречащими, и лучше будет сказать, что мы не понимаем писания, чем сказать, что то, что говорится в нем, ложно. Но я никогда не поверю, чтобы такое доказательство было возможно, до тех пор, пока мне действительно его не представят; одно дело показать, что предположение, что Солнце в центре, а Земля на небе, позволяет хорошо представлять наблюдаемые явления; совсем другое дело доказать, что в действительности Солнце находится в центре, а Земля на небе, ибо первое доказательство, я думаю, можно дать, а второе — я очень в этом сомневаюсь».