По-видимому, письмо к Кастелли предназначалось не для него одного: оно было довольно широко распространено и использовалось врагами автора. В этом письме Галилей, подчеркивая свое уважение к догматам веры и библейским сказаниям (искренне или неискренне — вопрос особый), вместе с тем дал нам апологию прав человеческого разума на свободу в сфере научной деятельности. С большой убедительностью и дипломатическим тактом он доказывал, что критерием истины является сама природа, что научные вопросы должны решаться не на основании авторитета библии, а посредством наблюдения и опыта и на основании выводимых из них законов природы. Галилей писал: «Природа… не заботится о том, будут или не будут ее скрытые основы и образ действия доступны пониманию людей, так что она никогда не преступает пределы законов, на нее наложенных. Поэтому мне кажется, что, поскольку речь идет о явлениях природы, которые непосредственно воспринимаются нашими чувствами или о которых мы умозаключаем при помощи неопровержимых доказательств, нас нисколько не должны повергать в сомнение тексты писания, слова которых имеют видимость иного смысла, ибо ни одно изречение писания не имеет такой принудительной силы, какую имеет любое явление природы».
Осмеивая «книжных философов» и прочих представителей старого мировоззрения, Галилей в одном из своих писем к Кеплеру остроумно заметил, что его противники — это люди, которые полагают, что философия — это книга вроде «Энеиды» и «Одиссеи» и что истину следует искать не в природе, а путем сравнения текстов. При этом на замечание Кастелли, что астрономические (телескопические) открытия Галилея и в особенности открытие фаз Венеры «должны убедить самых закоренелых упрямцев» в правильности учения Коперника, он ответил: «Вам, кажется, еще не известно, что испокон зеков наблюдения были достаточно убедительны только для тех, кто способен был рассуждать и желал узнать истину; но чтобы переубедить упрямца и тех, кто ничем не интересуется вне сферы грошовых похвал бессмысленной черни, не достаточно даже свидетельства звезд, если бы они сошли на Землю и стали говорить за себя».
2
В начале 1615 г. Галилей развил свое письмо к Кастелли в целый (не напечатанный) трактат, известный под названием «Письмо к вдовствующей великой герцогине Христине Лотарингской» и который имел хождение в списках. В трактате вопрос об отношении библии к естествознанию Галилей решает словами, которые он приписывает кардиналу Баронию: «Намерения святого духа заключаются в том, чтобы учить нас не тому, как движутся небеса, но тому, какими путями придвинуться к небесам». Галилей по этому поводу заявляет, что совершенно немыслимо принудить астрономов подчинить результаты их науки текстам «священного писания». Нельзя навязывать естествоиспытателю мнения о явлениях природы наподобие того, как купцу или юристу предписываются постановления, которыми они должны руководиться в делах мены или договора.