Быть может, не лишено интереса, что соображения Галилея, излагаемые им в этом письме, были использованы некоторыми (в особенности лютеранскими) теологами после того, как им пришлось признать коперниканство; руководствовались этими соображениями и русские богословы. Так, незадолго до Великой Октябрьской социалистической революции православный богослов протоиерей Клитин писал: «Безвозвратно прошло время и для верующих христиан, когда библия считалась руководством в естественнонаучных вопросах. В библии мы должны искать только нравственного руководства и религиозного воспитания для своей души. Она открывает нам глаголы вечной жизни. Не тому она учит нас, как движется небо, а тому, как нам взойти на небо».
Следующий отрывок из письма Галилея дает некоторое представление об общем характере аргументации (точнее — дипломатии) ученого: «Мы проповедуем новое учение не для того, чтобы посеять смуту в умах, а для того, чтобы их просветить: не для того, чтобы разрушить науку, а для того, чтобы ее прочно обосновать. Наши же противники называют ложным и еретичным то, чего они не могут опровергнуть; эти ханжи делают себе щит из лицемерного религиозного рвения и унижают священное писание, пользуясь им как орудием для достижения своих личных целей… Кто хочет придерживаться в писании буквального смысла слов, тот должен обвинять библию в противоречиях, когда она говорит об оке божьем, о руке божьей и гневе божьем. Если же эти выражения — образные, соответствующие уровню понимания народа, то тем паче нужно помнить это при рассмотрении вопросов, не доступных кругозору толпы и не относящихся к спасению души, как это именно имеет место в естествознании. Здесь необходимо исходить не из авторитета библии, а из наблюдений и доказательств. Так как библия обо многом сообщает в образной форме, то на основании иносказательных выражений священного писания нельзя подвергать сомнению того, что с очевидностью вытекает из наблюдений и доказательств… Прежде всего необходимо удостовериться в фактах; с ними библия не может идти вразрез, иначе бог противоречил бы сам себе. Библия говорит с такой точки зрения, с какой в то время на вещи смотрел народ. Если бы она приписывала Земле движение, а Солнцу покой, то это внесло бы путаницу в представления народа. Но где библия прокляла новое учение? Кто смотрит иначе, тот ставит на карту авторитет библии; вместо того, чтобы на основании доказанных фактов толковать библию, хотят совершить насилие над природой, отрицать опыт, отвергать доказательство…»
Особенно характерно следующее место из этого же письма: «Кто же может поставить границы человеческому гению? Кто осмелится утверждать, что мы уже видели и знаем все, что на свете есть видимого и доступного пониманию?.. Если теология, погруженная в высшие божественные задачи, по праву восседая на царском троне, как и подобает ее высшему авторитету, не нисходит до наук низшего разряда, то и профессора богословия не должны присваивать себе права регулировать своими декретами такие профессии, которые не подлежат их ведению. В противном случае это походило бы на то, как если бы абсолютный монарх, зная, что он может повелевать и что все должны ему повиноваться, стал бы требовать, не будучи сам ни медиком, ни архитектором, чтобы все лечили и строили по его предписаниям, рискуя уморить больных и подвергая неизбежному разрушению здания».