Учение Коперника и религия: Из истории борьбы за научную истину в астрономии (Гурев) - страница 77

Католическая церковь, считавшая толкование «писания» своей монополией, заповеданной ей апостолами, понимала вещи не хуже Галилея. Она встретила заявление Галилея о неприемлемости для науки буквального толкования текстов «писания» указанием на то, что это делает его ересь еще более вредной и что он «хуже Лютера или Кальвина». Но протестантизм в этом отношении был не лучше католицизма; это видно хотя бы из того, что в 1679 г. (т. е. через полвека после осуждения Галилея) богословы протестантского университета в Упсале осудили шведского физика Цельсия за защиту учения Коперника. Даже два века спустя, в 1878 г. лютеранский пастор П. Эйрих уверял, что «коперниковская система мира является абсолютно недоказанной».

Итак, церковники добились того, что защитникам «коперниковской ереси» пришлось замолчать. Но, несмотря на репрессии инквизиции, дипломатические соображения Галилея об отношении «священного писания» к вопросам естествознания получили довольно широкое распространение.

С этого времени многие начали различать две книги: «книгу природы», изучаемую с помощью человеческого разума, призванного исследовать естественный порядок вещей («дела божьего»), и «книгу спасения» — «священное писание», истины которого («слово божье») доставляются религиозной верой. О таких «двух книгах» говорили, например, Паскаль, Бэкон Веруламский, Ломоносов и другие, ибо это был единственный путь «примирения» (точнее — разграничения) религии и науки. Но нетрудно видеть, что это в сущности путь зародившегося еще в конце средних веков учения о двойственной истине, которое, как мы видели, в то время играло прогрессивную роль, так как оно давало возможность науке ускользнуть из-под опеки церкви.

Следует отметить, что также и Кеплер, устраняя богословские возражения против учения Коперника, резкою чертою разделял богословие и естествознание. Этот великий астроном писал: «Относительно мнений святых о естественных вещах отвечу одно: в богословии авторитет, а в философии разум является преобладающим моментом. Отвергал же святой Лактанций круглоту Земли, а святой Августин, допуская круглоту, отрицал однако же существование антиподов; нынешнее священное судилище, принимая малость Земли, отрицает ее движение. Мне много святее истина. И я, отдавая великое почтение учителям церкви, из философии доказываю, что Земля кругла, обитаема вкруг антиподами, имеет крайне малую величину и потому несется между светилами».

Учение о двойственной истине в разные эпохи выражает совершенно различное социальное содержание. В период восходящего развития буржуазии оно было призвано разделить веру и знание (ограничить веру, чтобы дать место знанию), а в период ее нисходящего развития оно пытается примирить веру и знание (ограничить знание, чтобы дать место вере), т. е. при своем возникновении это учение играло в известной мере прогрессивную роль, а теперь — реакционную. Если Бруно, Галилей и другие пленники инквизиции своими ухищрениями пытались спасти науку от власти религии, то современные реакционные философы своими разглагольствованиями о двойственной истине стараются, наоборот, спасти религию от натиска науки. И многие теологи в настоящее время поддерживают «доктрину» о двойственной истине, когда-то столь ей противную, ибо в интересах самосохранения приходится как можно более «ладить» с наукой!