Кухарка принесла в большой деревянной чаше жирное конское мясо. Кулсубай собственноручно преподнес Загиту шейную кость, обложенную сочным вареным мясом, раздал куски своим командирам. Загит помнил, что шейную кость с мясом подают самому почтенному гостю или мяснику, зарезавшему и разделавшему лошадь. Поклонившись ответно хозяину пира, Загит отрезал кусочек ножом от кости, положил в рот, громко зачмокал в знак восхищения, — лишь после этого Кулсубай и командиры тоже принялись жевать мясо, смачно чавкая.
Из-за печи прикатили кюрагу — бочонок с медовухой. Кулсубай налил янтарного напитка сперва себе в стакан, отхлебнул, чтоб показать, что питье не отравлено, затем долил и подал Загиту; по очереди получили стаканы и чашки с хмельной бражкой и командиры.
— Выпей, земляк! Нектар!.. Из чистейшего башкирского липового меда! Хоть мы сейчас на чужой стороне, но хотим жить по заветам отцов и дедов. Назло врагам, будем хранить старозаветные обычаи. На здоровье, земляк!
Загит выпил благоуханной, крепкой медовухи и крякнул от удовольствия, — это всем понравилось.
— На здоровье, земляк!
Командиры провозгласили в один голос:
— За священную нашу землю, за великую Башкирию!
Распалившись от бражки, Кулсубай пожаловался:
— Сердце мое горит, ох горит, кустым! Тоска!.. А ведь мы с тобой старатели, золотоискатели! Вдобавок мы башкиры! Надо держаться друг за друга, а ты, земляк, сторонишься, важничаешь! Разве это пристойно? Когда-то отняли у меня мою красотку Машу, мою милую Муслиму! Теперь я, несчастный, лишился Сары и сына. Ты о моем горе слышал, земляк? А-а-а, горе лютое!.. Но дутовцам я мстил беспощадно! У-уух, как я их резал, как резал, но еще не насытился и никогда не смогу насытиться! До самой своей смерти буду лить их волчью кровь!.. Земляк, мы обязаны освободить от врагов наш Урал, нашу Башкирию! — выкрикнул он со свирепой яростью. — Как я соскучился по родным просторам, а-а-а! — И запел сильным, грубым голосом:
Отломлю я ветвь уральской ивы,
Утром погоню коня чуть свет.
Мертвые герои молчаливы,
На траве от них кровавый след…
Курай подхватил вольно льющуюся, словно горный ручей, песню, и у Загита защемило сердце: с малых лет он любил эту старинную башкирскую былину.
Джигиты, раскачиваясь, протяжно, могуче грянули:
Я гляжу на горы утром ранним —
Бишиитэк синеет вдалеке.
Предаваясь вновь воспоминаньям,
Плачет сердце в горе и тоске.
Кулсубай пригорюнился, нахохлил щетинистые усы.
— Эх, родная степь, сколько джигитов сложили головы за тебя, Башкирия! — вздохнул он. — Мы вот скитаемся на чужбине, а наш Урал, нашу Башкирию топчут враги. Кто же вызволит наш народ из-под ига? Кто?..