От резкого тона диакон отшатывается и спотыкается. Рука проскальзывает по сине-жёлтой стойке, и он с растерянным лицом шлёпается на зад, как годовалый малыш, который только начал ходить. Меня обдаёт невидимым жаром, и возникает желание провалиться под землю — лишь бы никто не понял, лишь бы никто не знал, что мы с Дианой пришли вместе.
— Вы что? Вы как себя ведёте?! — возмущается гнусавый купидон. Я хватаю Диану за локоть и шиплю «Чё ты творишь?».
Она вырывает руку.
— Очередь, блядь, подгоняю! Не видно?
— Может, хватит материться?
— Да хватит мне лечить! Вот буду — и всё! Блядь! Блядь! Блядь! Блядь! Блядь…
— Девушка! — Купидон хлопает ладонью по стойке и показывает на дверной проём. — Ну-ка прочь, пока не вызвал охрану!
Диана ощетинивается.
— А я — полицию. Расскажу им, как твои святые хуесосы качали деньги из моей матери.
Купидон открывает рот, но не находится с ответом.
Она на автопилоте достаёт сигарету, откусывает фильтр, будто самка богомола — голову самца, и тут застревает. Буквально застревает — как в параличе, как видео застревает на перемотке или эскалатор на середине подъёма.
Я помогаю встать диакону — руки его трясутся, лицо красное, стихарь блестит. Святой отец давит из себя «спасибо» и сползает обратно на диван.
Диана стеклянным взглядом буравит пол.
— Не знаю, кто и что, — наконец отвечает купидон и расправляет плечи, — но следует вести себя прилично.
— Слушайте, давайте успокоимся. Подруга у меня дурная, не спорю, но очередь была её. Давайте мы…
— Хулиганов в «ФОТОМИРе» не жалуют. Вон!
Мне будто дают пощёчину. Я прокашливаюсь и машу рукой, чтобы обратить на себя внимание купидона:
— Видите моё лицо, да? Хорошо видите?
— Разговор окончен.
— Вы будете видите это лицо каждый день, когда я буду приходить сюда и капать вашим посетителям на мозги, что вы проводите социальную сегрегацию. Одних обслуживаете, а других… Так америкосы поступали с неграми, если чё. А нацисты с евреями.
Щеки купидона алеют. Диана поднимает голову, и удивление на её бледном лице смешивается с улыбкой.
Повисает напряжённая пауза.
— Объяснить слово «сегрегация»? — продолжаю я. — Или всё-таки обслужите?
— Охрана дойдёт сюда минуты за две, — упрямо и даже жёстко, отвечает купидон, хватает трубку городского телефона, и тут в разговор включается диакон:
— Обслужите их, молодой человек. Бог их сам приведёт-уведёт, сам рассудит.
Купидон нахмуривается, насупливается, но трубка замирает и только нервно подрагивает в пухлой руке.
— Ты-то уж не руби с плеча, — успокаивает святой отец. — Ни к чему.
В напряжённой тишине проходит с полминуты, и, когда пауза становится невыносимой, я выпаливаю: