— И чё теперь? — глубокомысленно изрек Зверев.
— Теперь? Теперь начнем прикармливать одного конкурента.
Мысль о продаже лицензий для Мишенина была не внове, но сейчас в нем проснулась жаба. Большая.
— А по-другому никак? — земноводное жалобно заговорило голосом математика.
— Опасно, можно пролететь, — почти твердо ответил инженер. — Сейчас посыпается иски на патентную чистоту. Отобьемся, конечно, но нервы нам помотают. Спросите, а зачем нападать, если клиент отобьётся? А затем, дорогие мои, что, получив несколько исков на сумасшедшую сумму, ответчик с перепугу может круто вложиться в судебные издержки и на очередной иск у него просто не хватит средств. Второй расчет на срыв сроков контракта из-за общей нервозности. В любом случае изобретатель может все потерять. Другое дело выступить в союзе с сильной фирмой. Отбиваться вместе легче, а в стане противника на одного игрока убудет. Получается, как бы квадратичная функция.
Ильич зачарованно следил за выкладками Федотова. В каждом предложении, в каждой мысли, звучала безукоризненная логика, а вот ее математик ощущал превосходно. Впервые циничная оценка европейских партнеров, низвергающая европейцев до уровня базарных торгашей, не вызвала у него извечного либерального протеста. Почему же он раньше не слышал этой логики? Причин было много, но в основном повлияли рассказы Настасьи о тяжко доле женщины в торговом бизнесе. Со стороны и не подумаешь, какие там бушуют страсти.
Одновременно Владимир Ильич вспомнил ускользнувшую было мысль о событиях у училища Фидлера, в которых Зверев, не поддержав большевиков, спас от разгрома ядро партии социалистов-революционеров. Теперь в марте семнадцатого кто-нибудь из спасенных может войти в первое буржуазное правительство и продвигать европейскую социал-демократию. Косвенная сопричастность к декабрьским событиям (ведь это он подсказал Звереву о бойне у училища), наполняла душу математика гордостью и лишала права осуждать. Оставалось принять случившееся, как данность и решать с кем блокироваться на поприще радиосвязи.
— Будем дружить с Маркони?
— Нахрен. Чернозадого я послал еще в Париже. Будем работать с Сименсом.
— А почему он чернозадый? — искренне удивился Ильич.
— Потому что Маркони, — ответ был столь же логичен, как и недавние рассуждения о конкурентах.
— Согласен.
Столь легкая сдача позиций вечного диссидента друзей озадачила, но и не воспользоваться таким было бы глупо:
— За консенсус! — призыв Зверева прозвучал мгновенно.
Незамысловатый тост опять пришелся к месту и последствия ждать себя не замедлили — Ильича неудержимо потянуло в сон, а Федотов решился высказать давно лелеемый план. Точнее даже не план, а только саму идею.