— А у вас почему не изъяли зерно? — спросил Каталам. — Как вы пережили зиму?
Элотан Толлен вздохнул и посмотрел на сотника. Затем перевёл взгляд на меня. Долго рассматривал, но всё же решился.
— Изъяли, конечно, — сказал он. — Но не половину. Большую часть мы упрятали. Август не стал сообщать об этом в столицу. Он понимал, что без зерна мы будем голодать. А значит, всю зиму будет голодать и его десяток. А, возможно, зиму мы бы не смогли пережить… Надеюсь, примо не станут докладывать об этом королю. Поступок граничащий с изменой, я знаю. Кому как не мне знать. Но иначе мы не могли поступить. Иначе нечего было бы сеять.
— Примо не станут сообщать, — заверил я сурового элотана. — Уж поверьте.
Я посмотрел на Каталама и сразился с ним взглядами. Я понял, что он хотел мне сказать. А он понял, что никогда о том, что здесь рассказывал бывший королевский гвардеец, никто не узнает. Особенно король, если мне всё же доведётся с ним повстречаться.
— А что случилось с теми, кого вы не смогли принять? — тихо спросил Иберик. Он тоже внимательно слушал, но в разговор не вмешивался. — Ты рассказывал, Толлен, что они шли мимо. Шли в столицу. Они искали там спасение?
— Нет там спасения, — махнул рукой Толлен. — Но выжить можно… Мы с Августом часто засиживались в моём доме, часто разговаривали. Несмотря на голод, что охватил Обертон, там можно выжить. Там могут выжить лишь те, кто готов вступить в армию. В армию ли короля, или в армию церкви… Да, там можно выжить. Если ты молодой сильный муж, способный не только постоять за себя, но и отобрать у другого. Способный убить любого, если придётся… Вот почему, примо, — обратился он ко мне как бы извиняясь. — Мы встретили вас так недружелюбно. В эти времена непонятно кто друг, а кто враг. Даже армия не в силах защитить верноподданных. Поэтому мы вынуждены защищать себя сами. Ведь тот кто кажется другом, легко может превратиться во врага, если увидит, что у тебя есть чем поживиться. Но вы предложили золото на обмен. Вы не потребовали пополнить ваши запасы безвозмездно. Вы готовы заплатить за них. И, я надеюсь, вы сдержите своё слово.
— Несомненно, сдержу, — уверенно кивнул головой я. А затем сказал вполне искренне. — Ты можешь мне верить, элотан. Я тот примо, кто не обманет тех, кто имеет смелость бороться за жизнь. Кто не отчаивается и сражается. Это именно то, что я хочу видеть от каждого. Я хочу, чтобы вы сопротивлялись судьбе, а не мирились с ней…
— Кх-кх, — вовремя закашлял Каталам, видимо, намекая, что я уже наговорил лишнего.
И он был прав, наверное. Я потерял контроль над речью, наблюдая за безрадостной физиономией крепкого элотана. Я чувствовал его опасения. Я понимал его проблемы. Он боролся за жизнь. Он помогал бороться за жизнь другим. Он не смирялся, как того требовала местная религия. Он сражался. И это то, что я хотел внушить каждому. Ничего не предрешено. Ничего ещё не закончено. Надо сражаться за свою жизнь и верить, что анираны их спасут. По крайней мере один из них обязательно попытается.