Когда окончательно стемнело, мы все обессилили настолько, что буквально валились с ног. Но нам ещё пришлось потратить время, чтобы соорудить лагерь, где мы бы смогли провести ночь в ожидании возвращения людей Бертрама. И едва мы обустроились, вновь в себя пришёл Вилибальд. Днём ему дали надышаться дымом забытья и он уснул, освобождённый от боли. Сейчас же он снова очнулся. Видимо, боль стала такой, что он уже не мог её терпеть.
Иберик, Каталам и гессер-лекарь засуетились возле раненного. Тот, казалось, бредил и не мог адекватно оценивать происходящее. Он метался, всё звал свою мать и просил у неё прощение за что-то. Я, конечно же, не понимал, о чём он ведёт речь. Мне казалось, он просто бредит. Но мрачная физиономия Каталама говорила, что он-то точно понимает, что именно имеет в виду его сын.
— Действие дыма прекращается, — лекарь-гессер развёл руками. — Скоро боль вернётся.
— Надо напоить его отваром, — равнодушно предложил Бертрам. Судя по всему, жизнь Вилибальда его совершенно не волновала. — Быстрее отойдёт.
— Тело не примет. Отторгнет, — отрицательно закивал головой лекарь. — Так будет ещё хуже. Надо его накачать дымом до…
— Нет, не надо так, — Каталам сцепил зубы, с трудом сдерживал слёзы и обречённо смотрел на сына. — Я сам помогу ему.
Лекарь и Бертрам переглянулись. Бертрам коротко кивнул, предоставив отцу самому решить судьбу сына. Стоявший рядом Иберик растерянно чесал сверкающую в свете огня лысину — он ничем не мог помочь брату.
— Сынок, очнись, — Каталам опустился на колени и приподнял голову сына. — Ты слышишь меня?
— Она всё ещё злится на меня. Я слышу, — пробормотал Вилибальд. — Я слышу её голос. Она всё ещё не простила нас, отец.
Затем с его глаз будто пелена сползла. Они стали осмысленными. Глаза Вилибальда округлились, а зубы сжались с такой силой, что, казалось, сейчас треснут.
— Больно, — он, не мигая, смотрел на отца.
— Я знаю, сынок, — Каталам с трудом держал себя в руках. — Но всё скоро прекратится, обещаю. Тебе просто надо заснуть. Засыпай, сынок. Ни о чём не думай. Ни о чём не беспокойся. Я помогу тебе заснуть.
Иберик вскочил и отвернулся: смотреть, как умирает старший брат, было выше его сил.
Каталам извлёк из ножен острый кинжал. Знакомый звук стали заставил Вилибальда скосить глаза и увидеть блеснувшее в оранжевом пламени лезвие. Он понимающе посмотрел на отца, тяжко вздохнул и перевёл взгляд на меня. Обескровленное лицо было белее мела.
— Не надо, отец, — прошептал он, а затем обратился ко мне. — Аниран, окажи мне честь. Помоги уйти к Фласэзу, где я смогу, наконец, встретиться с матерью и попросить у неё прощения. Боль слишком сильна. Я не справляюсь. И я готов занять своё место в его армии. Надеюсь, она простит меня, а он примет, как заслужившего эту честь.