Каталам молча выслушал сына, посмотрел на меня и протянул кинжал.
Но я не стал брать смертельное оружие.
Это было ужасно. Я не видел в своей жизни ничего страшнее, чем тот обоюдоострый кинжал, который мне протягивал Каталам. Я смотрел на него и с ужасом представлял, как собственноручно обрываю жизнь человека, которого уже успел хорошо узнать. Который мне ничего плохого не сделал. Который ради меня был готов на всё — даже расстаться с этой жизнью. И когда я понял, что Вилибальд хочет, чтобы я своими руками вонзил острый клинок в его плоть, всем нутром я почувствовал необычную нереальность происходящего. Не может быть, чтобы так всё завершилось. Это несправедливо. Ни по отношению к нему, ни по отношению ко мне. Этот молодой бесстрашный воин славно бился и заслужил куда лучшей участи, чем погибнуть от руки анирана. Он заслужил спасение.
Но, видимо, ни Каталам, ни Иберик уже не думали о спасении сына и брата. Они смирились. Каталам прислонился лбом ко лбу Вилибальда и что-то шептал. А Иберик стоял чуть в стороне и кулаком размазывал слёзы по щекам.
От этой картины защемило сердце. Не было никакой радости и восторженности. Я словно прочувствовал их боль. Она пронзила меня, как шпага. Прошла насквозь и заставила нахмуриться от чудовищной несправедливости жизни. Но в то же время она родила в моём мозгу интересную идею.
Я выдохнул, выгоняя из головы все неважные на данный момент мысли, и ухватился за эту идею. Она показалась мне весьма любопытной. Я закрыл глаза, попытался расслабиться и прислушаться к себе, как часто делал в последнее время. Но волнения никакого не ощущал. Организм успокоился практически моментально.
— Он готов, — привёл меня в себя голос Каталама. — Мой сын готов… И я готов, аниран. Я прошу тебя помочь нам обоим. Это будет честью для нас.
Но я слушал его вполуха. Я смотрел на метки на своих ладонях. Смотрел и размышлял.
— Неважно скольких я убил, — ответил я своим мыслям. — Важно скольких я спас, — затем посмотрел на Каталама и умирающего Вилибальда. — Нет! Хватит на сегодня смертей!
Я не дал никому времени обдумать мои слова, и прикоснулся к метке в центре левой ладони. Резвая энергетическая нить закружилась вокруг моей талии, быстро размоталась и заняла место над головой.
— Фласэз милосердный, — отшатнулся лекарь и осенил себя знакомым знаком.
«Поверхностные повреждения зарубцовываются»
«Кровопотеря остановлена»
«В инъекции нет необходимости»
«Энергия полна»
Я вытряхнул из головы бесполезные оповещения. Я прекрасно знал, что раны затягиваются. Я чувствовал это. Но на эту непонятную нить у меня были другие планы.