— Выходите. Вы свободны. Не бойтесь.
Но дети меня не послушали. Они продолжали рыдать и прижиматься друг к другу.
Боковым зрением я заметил движение и резко обернулся. Но опасности не было. Это оказалась та самая женщина, которую я заметил первой. Та самая, у которой отобрали ребёнка на моих глазах. Её грязное измученное лицо выглядело непривлекательным, конечно, но ужаса в глазах я не заметил. Ранее в них стояла мольба и надежда, а теперь лишь благодарность. Женщина бочком меня обошла, как бы сторонясь, и молча подошла к клетке. Протянула руки и через секунду в них прыгнул мальчуган, которого ранее бугай зашвырнул в клетку. Он обнял маму и затих.
— Ты пришёл вовремя, посланник небес, — она прижала к себе ребёнка.
Её слова подействовали успокаивающе не только на меня, но и на детей. Они притихли и принялись осторожно выбираться из клетки. Спрыгивали, бежали мимо и кидались в объятия родителей.
Ливень всё не прекращался, а потому картина, которую я увидел, когда обернулся, навсегда врезалась мне в память. Десятки ползающих на коленях людей, обнимающихся, бормочущих, осеняющих себя знаками и воздевающих руки вызвали в моей душе непередаваемые эмоции. Наверное, только сейчас до меня дошло, какое я дело совершил. Настоящее доброе дело. Вернул родителям детей и, возможно, не позволил сделать этих детей сиротами. Это был поступок, достойный звания «Человек».
Но теперь мне предстояло совершить ещё один поступок — воздать за грехи тому, кто призывал родителей смириться и не сопротивляться. Тому, кто лишал их воли. Кто отравляющими речами и наркотическим дымом превратил обычных людей в стадо блеющих овец.
Я подошёл к лежащему на земле священнику, схватил его за шкирку и поставил на колени. Затем встряхнул и сурово произнёс:
— Стой смирно! Не падай ниц!
— Аниран, пощади!
— Стой, я сказал! Кто ты такой? Зачем помогал этим выродкам?
— Пощади, аниран!
— На вопросы, тварь, отвечай!
— Я - эстарх церкви Смирения в городе Равенфир, старейшина Эолат, — он продолжал корчится и говорил с нескрываемым страхом. Прикрывал лицо руками и старался не смотреть мне в глаза. — Второй по старшинству духовный пастырь святого храма. Я несу слово божье людям и пытаюсь наполнить их невежественные сердца смирением.
— Что??? — я ещё раз его встряхнул. — Какое смирение? Перед кем? Перед теми кто забирает их детей? Перед работорговцами?
— Это кара! Это наказание! Мы наказаны за грехи наши, — забубнил он. — Мирская суета больше не должна беспокоить смертные сердца. Конец близок! Надо усердно молиться о прощении и каяться. Каяться за то, что прогневали Фласэза. Мы все ничтожны перед его мощью. Кто мы, чтобы противиться его воле? Мы должны впустить смирение в души, склониться и ждать его суда.