Я встряхнул головой — настолько дикими казались эти речи.
— О каком смирении ты говоришь!? Ты убивал их волю с помощью дыма забытья! Ты отравлял их своими речами! Я видел это! Ты призывал отдать детей! Ты совсем с ума сошёл? Как язык поворачивается говорить этим несчастным людям такое!? Они не должны мириться, когда пришёл враг! Они должны сопротивляться ему! Смело встать и уничтожить каждого, кто посмеет прийти с мечом!
— Богохульство! — гневно воскликнул он, потрясая кулаками. — Нет воли иной, кроме воли Фласэза! Только он решает, как мы должны поступать! Он решает и озвучивает своё решение через нас — тех, кто доносит его волю! Через нас он указывает путь слабым духом! Мы его глашатаи! Каждый обязан безропотно выполнять волю триединого Бога и меня, как его возвестника!
Я опять встряхнул головой. Я не мог поверить, что взрослый мужчина вполне осознанно может нести такую чушь. Местная религия кроме богобоязненности и смиренности в этих людях пытается ещё и непротивление злу насилием воспитать, что ли? А как же защита родного очага? А как же ненависть к врагам, которые топчут родную землю? Как можно сидеть по колено в грязи и рыдать, когда на твоих глазах твоих же детей тащат в клетку? Как можно призывать к подобному?
Но затем я всё понял. Этот духовник, скорее всего, сам не верит в то, что пропагандирует. Иначе не было бы необходимости в одурманивании. Не было необходимости в использовании наркотического дыма. Если бы озвученные им идеи были благими, никакой «дым забытья» ему бы не понадобился. Если бы он призвал их встать на защиту своего очага, они послушали бы его. Послушали даже без наркотического дыма. Но вместо этого он держал стадо в повиновении, покуда волки забирали добычу. И единственный верный вывод из этого — он был одним из волков. Он отуплял бедолаг умышленно. Умышленно убивал их волю, делал податливыми и подконтрольными.
Святой отец Эолат продолжал что-то бормотать себе под нос, низко склонив голову. Он старательно прятал взгляд, но сомнения уже глубоко пустили корни в мою душу. Я схватил мерзавца за подбородок и впился взглядом в его глаза. Это были не глаза фанатика. Они не метались в страхе, а смело встретились с моими. Казалось, он изучает анирана так же жадно, как аниран его.
— Сколько? — тихо прошептал я. — Сколько тебе предложили? Какова твоя доля за столь паскудную дело, духовный пастырь?
— Аниран… — вновь замельтешил он и попытался упасть на колени.
Но все попытки увиливать я сразу оборвал. Подхватил его и не дал упасть.
— Не пытайся юлить, поганая тварь! Твоя жизнь висит на волоске!