Кощей даже не попытался привстать, своей расслабленной позой демонстрируя, что ему и тут хорошо.
Ректор взмахнул рукой, и кресло под нами исчезло. Надеюсь, Кощею не было больно. Пусть и кресло невысокое, но сверху-то завалилась я.
– Наглостью ты в отца, Бессмертный. – Ректор махнул рукой на продолжавшего сидеть на полу Кощея и вышел из собственного кабинета.
Кощей выдохнул и лег на спину прямо на пол. Меня же утянули следом, так что моя тушка уютно устроилась у него на груди.
Но пролежала так не долго, оперлась на любимого и протянула руку – коснуться лица Кощея. Сейчас любимый походил на русско-былинное описание, как никогда: похудевший, со впалыми щеками. Волосы, казалось, стали еще более пепельными, потеряв свой блеск.
Кажется, впервые вижу Кощея настолько похожим на обычного беспомощного человека. Глаза у него были закрыты, и я провела пальцем по его ресницам, убеждаясь, что синяки под глазами – это не тень от них.
Мою руку поймали и поцеловали пальцы. Затем Кощей обратил внимание, что у меня царапина на плече, и осмотрелся. Баночка с зеленым содержимым оказалась как раз на расстоянии вытянутой руки.
– Удачно, – сказал Кощей, хватая ее. Затем открыл и медленными движениями стал наносить вязкую жидкость поверх моей царапины. Я же посмотрела на свою руку и вспомнила:
– Зачем ты сделал меня наследницей?
– Я дал тебе защиту. Этот способ наиболее эффективен, он связывает нас, и я могу почувствовать опасность.
– И боль, – прошептала, вспомнив, как он заходил без спроса во время месячных. – И другие чувства.
– В обе стороны. Но боль и опасность только мне, так как на твоей стороне более крупная часть браслета.
А я вспомнила, какое желание ощутила тогда, в наш первый поцелуй. Разве девственница, которая двадцать лет избегает интимных контактов, могла так легко поддаться эмоциям? Нет, это были не совсем мои. Но зато они мне открыли глаза на то, что можно испытать. Я смогла раскрыть в себе чувственность. И влюбиться всей своей оголившейся душой.
А еще отчаянье и связь во время танца. А также страх и любовь Кощея, когда я избежала арбалетного болта. Не так уж много.
– Почему он не передает чувства всегда?
– Только в моменты, которые могут восприниматься артефактом как требующие помощи и поддержки.
Хм, перед первым поцелуем я плакала после боли от перемещения, раны в руке и зубастиков. Арбалетный болт – тоже понятно. Но танцы?! Одного преподавательского третирования точно было бы недостаточно, иначе наши чувства передавались бы каждый урок Грымзы. Тогда что выходит? Это были мои чувства. Все-таки я окончательно и бесповоротно влюблена уже очень давно.