– У меня дела. Черными глазками леди Анны сыт не будешь.
Конюхи держат лошадей. Из запутанных складок одеяния доктор Кранмер вытаскивает что-то, завернутое в ткань: морковку, аккуратно разрезанную вдоль, разделенное на четвертинки сморщенное яблоко. По-детски озабоченный справедливой дележкой, богослов протягивает ему два ломтика морковки и половинку яблока, остальное скармливает своей лошади.
– Вы обязаны Анне Болейн больше, чем думаете. Она о вас хорошего мнения. Не уверен, впрочем, что ей хотелось бы видеть вас своим зятем…
Лошади тянут шеи, щиплют угощение, благодарно прядая ушами. Редкие мгновения мира – словно благословение.
– Начистоту? – спрашивает он.
– Разумеется. – Богослов кивает. – Вам правда хочется знать, почему я не согласился перейти в ваш колледж?
– Я спросил ради поддержания разговора.
– И все же… Мы в Кембридже слышали, сколько вы сделали для его учреждения… студенты и коллеги хвалили вас… от мастера Кромвеля ничто не ускользает. Но, говоря откровенно, все эти условия, которыми вы так гордитесь… – Его тон не меняется, оставаясь таким же ровным. – Рыбный подвал. Где погибли студенты…
– Не думайте, что милорд кардинал легко это пережил.
– Я и не думаю, – говорит Кранмер просто.
– Милорд никогда не стал бы уничтожать человека за убеждения. Вам было нечего опасаться.
– Не подумайте, что я еретик. Даже в Сорбонне не нашли к чему придраться. – Слабая улыбка. – Возможно… возможно, все дело в том, что душой я принадлежу Кембриджу.
Он спрашивает у Ризли:
– Неужто и впрямь такой ортодокс?
– Трудно судить. Монахов он точно не жалует. Вы должны поладить.
– В колледже Иисуса его любили?
– Считали строгим экзаменатором.
– Он многое подмечает. Впрочем, уверен в добродетелях Анны. – Он вздыхает. – А мы?
Зовите-меня-Ризли фыркает. Недавно женился – на родственнице Гардинера, – но слабый пол не жалует.
– Доктор Кранмер кажется мне меланхоликом, – говорит он. – Есть люди, готовые всю жизнь прожить затворниками.
Ризли слегка изгибает красивую бровь:
– Он не рассказывал вам о служанке из трактира?
Он угощает Кранмера нежным мясом косули. Ужинают вдвоем, и постепенно, шаг за шагом, он вытягивает из богослова его историю. Спрашивает, откуда тот родом, а когда Кранмер отвечает, все равно вы не знаете, говорит: а вдруг? где меня только не носило.
– Если каким-то ветром вас занесло бы в Эслоктон, вряд ли вы бы его запомнили. Стоит отъехать на пятнадцать миль от Ноттингема, тамошние края навсегда выветриваются из головы.
Там нет даже церкви; несколько бедных хижин и дом его отца, в котором семья жила в течение трех поколений.