– А как насчет духовной карьеры? – спрашивает Кранмер.
– Я сказал – полезное! – рявкает Роуланд.
В Вестминстере его клерки снуют туда-сюда, разносят новости, сплетни и бумаги. Он держит при себе Кристофа, якобы для присмотра за платьем, а на деле – чтобы себя развлечь. Ему не хватает ежевечернего музицирования в Остин-фрайарз, женских голосов за стеной.
Почти всю неделю он проводит в Тауэре, убеждает каменщиков не прекращать работу в дождь и туман; проверяет счета казначея; составляет опись королевских драгоценностей и посуды. Он призывает смотрителя монетного двора и предлагает выборочно проверить вес королевской монеты.
– Английская монета должна быть вне подозрений, чтобы торговцам за морем не приходило в голову ее взвешивать.
– У вас имеются на это полномочия?
– Неужели вам есть что скрывать?
Он составляет для короля отчет, в котором подробно расписывает доходы и расходы казны. Отчет предельно лаконичен. Король читает, перечитывает, переворачивает лист в ожидании сложностей и неприятных сюрпризов, но сзади пусто, приходится верить своим глазам.
– Тут нет ничего нового, – говорит он, чуть ли не извиняясь. – Покойный кардинал держал все расчеты в голове. С разрешения вашего величества я займусь монетным двором.
В Тауэре он навещает Джона Фрита. По его просьбе, в которой не смеют отказать, узника поместили в чистую сухую камеру с теплой постелью, сносной едой, возможностью получать вино, бумагу и чернила, хотя он и советует Фриту прятать написанное, заслышав скрип замка. Пока тюремщик отворяет камеру, он стоит, боясь поднять глаза, но Джон Фрит резво вскакивает из-за стола, кроткий молодой человек, эллинист, и говорит, мастер Кромвель, я знал, что вы придете.
Он жмет холодную сухую руку в чернильных пятнах. Удивительно, что при такой субтильности юноша дожил до своих лет. Он был одним из тех, кого, за неимением иной темницы, заперли в подвале кардинальского колледжа. Когда летняя зараза проникла под землю, Фрит лежал в темноте рядом с мертвыми телами, пока о нем не вспомнили и не выпустили его на свет.
– Мастер Фрит, – говорит он, – если бы я был в Лондоне, когда вас арестовали…
– А пока вы были в Кале, Томас Мор не дремал.
– Что заставило вас вернуться в Англию? Нет, не говорите; если это касается Тиндейла, мне лучше не знать. Говорят, в Антверпене вы обзавелись женой? Единственное, чего король не стерпит, впрочем, нет, не единственное – он ненавидит женатых священников. И Лютера, а вы переводили его на английский.
– Вы верно изложили суть обвинений.
– Помогите мне вас вызволить. Если я добьюсь для вас аудиенции у короля… вам следует знать, король весьма сведущ в богословии… сможете ли вы смягчить свои ответы?