Он едет в Гринвич подновить апартаменты, приготовленные для Анны. Прокламации (пока без даты) отпечатаны и готовы возвестить народу Англии и правителям Европы о рождении принца. Оставьте место, советует он, после слова «принц», возможно, придется вписать еще буквы… На него смотрят как на предателя, и он решает махнуть рукой.
Когда женщина уединяется, чтобы произвести на свет дитя, ставни плотно закрывают. Ее держат в темноте, и роженице остается только спать. Сны уносят ее далеко, от terra firma[94]к топям, пристани, реке, где туман висит над дальним берегом, а земля и небо неразделимы; здесь ей предстоит отправиться навстречу жизни или смерти, закутанная фигура на корме правит ладьей. Молитвы, что звучат там, мужчинам слышать не дано. Там заключаются сделки между женщиной и ее Господом. Река подвержена приливам и отливам; ее течение может перемениться меж двумя росчерками скользящего по бумаге пера.
Двадцать шестого августа 1533 года королеву отвозят в тайные комнаты Гринвича. Муж целует ее, адье и бон вояж[95], в ответ – ни улыбки, ни звука. Анна очень бледна и очень серьезна; маленькая, усыпанная драгоценностями головка гордо поднята, ниже колышется шатер тела; шаги осторожны и мелки, в руках молитвенник. На причале Анна оборачивается: один долгий взгляд. Она смотрит на него, смотрит на архиепископа. Последний взгляд, затем фрейлины подхватывают королеву под руки, и она ставит ногу на корму.
Осень – зима 1533 г.
Это великолепно. В момент потрясения глаза короля открыты, тело готово к atteint[96]; броня, принимающая удар, крепка, движения выверены. Лицо не краснеет и не бледнеет. Голос не дрожит.
– Жива? – спрашивает король. – Возблагодарим же Господа за Его милость. И вы, милорды, примите мою благодарность за столь утешительное известие.
Генрих репетировал, думает он. Как и мы все.
Король удаляется в свои покои. Бросает через плечо:
– Назовите ее Елизаветой. Турниры отменить.
– А остальные церемонии? – мямлит Болейн.
Нет ответа. Все остается в силе, говорит Кранмер, пока не получим иных указаний. Я буду крестным отцом… принцессы. Запинается. Не может поверить. Кранмер просил дочь – ее и получил. Архиепископ провожает глазами удаляющуюся спину Генриха.
– Он не спросил про королеву. Как она.
– А какое это теперь имеет значение? – Эдвард Сеймур произносит вслух то, что остальные думают про себя.
Генрих оборачивается на ходу:
– Милорд архиепископ. Кромвель. Вы двое.
В личных покоях:
– Вы могли такое вообразить?
Другой улыбнулся бы, но не он. Король падает в кресло. Хочется положить Генриху руку на плечо, как любому живому существу, нуждающемуся в сочувствии, однако он сдерживает порыв и просто сжимает ладонь, где хранится королевское сердце.