Сердце бури (Мантел) - страница 219

– Я слишком много выпила, – сказала Люсиль.

Когда она вспоминала церемонию, все плыло перед ней в мутной дымке, вероятно, она перебрала уже тогда. Внезапно Люсиль похолодела: что, если из-за того, что она выпила лишнего, свадьбу признают недействительной? Пребывала ли она в здравом рассудке? А на прошлой неделе, когда они осматривали комнаты? Была ли она достаточно трезва? И где находятся эти комнаты?

– Я думал, этого никогда не случится, – сказал Камиль.

Она посмотрела на него. Ей нужно было столько сказать ему, она репетировала эту сцену долгих четыре года, а как дошло до дела, и все, на что она способна, – это выдавить жалкую улыбку. Усилием воли Люсиль открыла глаза, чтобы комната перестала вращаться, и снова закрыла, пусть себе вращается. Затем повалилась на кушетку лицом вниз, удобно поджала колени под себя и довольно всхрапнула, как та собачка в церкви Сен-Сюльпис. Люсиль спала. Какой-то добрый человек сначала подсунул ладонь ей под щеку, затем выдернул ладонь, заменив ее подушкой.


– Послушайте, кем я стану, – сказал король, если не поддержу приведение к конституционной присяге несчастных епископов.

Он надел очки и прочел:

– «…врагом общественной свободы, коварным заговорщиком, самым трусливым из клятвопреступников, правителем, у которого нет ни стыда, ни совести, самым подлым из людей…»

Король отложил газету, энергично высморкался в носовой платок с королевскими гербами – последний из платков старого образца.

– И вас с Новым годом, доктор Марат, – сказал он.

Глава 3

Дамский угодник

(1791)

1791 год.

– Лафайет, – говорит Мирабо королеве, – зашел по стопам Кромвеля дальше, чем пристало его природной скромности.

Положение критическое, говорит Марат, банда Антуанетты в сговоре с австрияками, монархи предают нацию. Необходимо отрезать двадцать тысяч голов.

Во Францию вторгнутся со стороны Рейна. К июню королевский брат Артуа встанет во главе армии в Кобленце. Давний клиент мэтра Демулена принц де Конде возглавит войска в Вормсе. Войсками в Кольмаре будет командовать младший брат Мирабо, которого из-за склонностей и размеров зовут Бочкой.

Последние месяцы Бочка преследовал Фонарного прокурора на приемах. Теперь надеется гоняться за ним по улицам с помощью вооруженных солдат. Эмигранты желают возвращения старого режима в целом, их не устроят временные послабления и возврат нескольких титулов. А еще они требуют расстрелять Лафайета. Они считают, что вправе просить помощи у европейских правителей.

Те же, в свою очередь, имеют по этому вопросу собственное суждение. Вне всяких сомнений революционеры опасны, они представляют серьезнейшую угрозу. Однако Людовик жив и не в тюрьме, и, хотя убранство Тюильри не идет ни в какое сравнение с Версалем, нельзя сказать, что король в чем-то серьезно ущемлен. В лучшие времена, когда революция закончится, он, возможно, признает, что урок пошел впрок. А тем временем европейские монархи с тайным злорадством наблюдают, как богатый сосед не в силах собрать налоги, вышколенная армия переходит на сторону мятежников, а господа демократы выставляют себя на посмешище. Европейский порядок, заведенный от Бога, должен быть восстановлен, но сейчас не время золотить лилии Бурбонов.