– Эй, Сансон?
– Гражданин Дантон?
– Покажи людям мою голову. На нее стоит посмотреть.
Улица Оноре.
Однажды, много лет назад, его мать сидела у окна, плетя кружева. Яркий утренний свет заливал обоих. Он видел, что значение имеют пробелы – узор создают пространства между нитями, а не сами нити.
– Покажи мне, как ты это делаешь, – попросил он. – Я хочу научиться.
– Это занятие не для мальчика, – ответила она.
Ее лицо было сосредоточенно, работа двигалась. От обиды у него перехватило горло.
С тех пор, когда бы он ни смотрел на кружево – даже сейчас, когда глаза уже не те, – он видит каждую нить. За столом комитета образы скользят в глубине его сознания, заставляя вглядываться в детство все глубже и глубже. Он видит девушку, ее раздутое тело беременно смертью: видит свет на ее склоненной головке; между пальцами воздушный узор, никуда не ведущий, ускользающий прочь.
«Таймс» от 8 апреля 1794 года:
Когда в последний раз Робеспьер примирился с Дантоном, мы отмечали, что произошло это не от взаимной приязни, а от страха, который два знаменитых революционера питали друг к другу. Мы замечали, так будет и дальше, пока более ловкий не найдет способ уничтожить соперника. И это время, фатальное для Дантона, наконец-то настало… Мы не понимаем, почему Камиль Демулен, которого Робеспьер защищал так открыто, был сокрушен в день триумфа этого диктатора.