Из дальнего угла короткой траншеи долетает голос горниста, который вместе с вестовым Санчидрианом скорчился на дне:
– Я, господин лейтенант!
Пардейро вытаскивает из кобуры свою «астру-400», оттягивает тугой затвор, досылая патрон, сдвигает предохранитель.
– Подашь сигнал, когда скомандую открыть огонь.
– Есть, господин лейтенант!
И в этот миг, глубоко вздохнув, стоически скрывая напряжение, от которого судорогой, острой и болезненной, сводит все мышцы и деревенеет в паху, младший лейтенант военного времени Сантьяго Пардейро Тохо, бывший студент-судостроитель, обводит языком пересохшее нёбо, покрепче натягивает пилотку с одинокой шестиконечной звездочкой на тулье, с мимолетной жалостью вспоминает родителей и встает в траншее – потому что традиция есть традиция: в атаке офицер Легиона всегда идет в пяти метрах впереди своих солдат, в обороне – стоит во весь рост спокойно и невозмутимо.
– Легионеры, к бою! Да здравствует Испания! – хрипло кричит он, когда на гребне стены показываются первые республиканцы.
И из траншей, окопчиков и с колокольни скита ему отвечает многоголосый вопль, исполненный ярости и жажды боя.
Франкистские пули ударяют в стволы олив и миндаля, трясут ветви, сбивают с них листья. Пригнувшись, Хулиан Панисо пробегает последний открытый участок и мешком оседает наземь, потом подползает к стене и садится с автоматом на коленях, еле переводит дыхание. Ольмос, бежавший следом, падает рядом, чуть не задев его.
Повсюду свищут пули. Первый батальон с ударной саперной ротой во главе медленно продвигается под шквальным огнем франкистов, которые бьют по нижнему из двух уступов, поднимающихся к скиту. Республиканцы под таким градом пуль вынуждены залечь вдоль каменной стены: с фронта идет плотная ружейная стрельба, справа бьет пулемет – пули взвихривают землю, дробят камень.
– Надо дальше, – говорит Панисо и, когда Ольмос отвечает забористой бранью, советует: – Не распаляйся попусту, побереги силы.
Республиканцы выбегают из оливковой рощи, спотыкаются, прыгают под защиту уступа, жмутся друг к другу, инстинктивно стараясь держаться вместе: руки судорожно вцепились в винтовки, мокрые от пота лица искажены напряжением или страхом, потому что вокруг поминутно свистят пули, с треском впиваясь в человеческое мясо, ломая кости; раздаются предсмертные вскрики, или проклятия тех, кто падает раненным, или мольбы тех, кто ползет, оставляя кровавые следы, в поисках дерева, за которым можно будет укрыться и обрести спасение или смерть.
– А где же Второй батальон? – спрашивает прибившийся к саперам парень, за худобу прозванный Факиром. – Они ведь тоже должны атаковать скит, только с севера? Разве не так?