– Пока не попал в Испанию, я не знал, что такое настоящая демократия, – добавляет он. – И что только здесь можно возненавидеть фашизм по-настоящему.
Вивиан заносит эти слова в свой блокнот. Американец внимательно следит за этим, убеждаясь, что все записано точно.
– Как тебя зовут, солдат?
– Лучше не записывай… Зови меня Энди. Просто Энди.
– Что ты думаешь об испанцах, Энди?
– Плохо подготовлены политически. Грязные, простодушные, неорганизованные.
– Чего бы тебе сейчас больше всего хотелось?
– Больше всего на свете – просто шагать и чтоб не кокнули.
У них над головами раздается свист, а через две секунды на высоте встает белое облако. И почти немедленно гремит разрыв, а вслед за ним – еще несколько.
– Начинается, – говорит Энди. – Это наша артиллерия готовит почву.
105-е рвут воздух: в дыму, под равнодушными синими небесами сверкают оранжевые вспышки.
– Низко берут, – замечает Чим.
– Фашисты же не только на гребне… Укрепились и на середине склона.
Майор О’Даффи дует в свисток, и его солдаты очень медленно и осторожно начинают продвигаться меж оголенных сосен, пахнущих горелым деревом и смолой, внимательно вглядываясь в то, что впереди, и заранее намечая места укрытия. Слышен лязг затворов. Энди надевает каску, взваливает на плечо свой «дегтярев».
– По сравнению с этим преисподняя покажется райским садом, – говорит он.
Внезапно лицо его каменеет и теряет всякое выражение. Энди как будто больше нет здесь.
– Моя жена, – добавляет он, – уверена, что я бумажки за столом подшиваю.
Когда стихает канонада и перестает дрожать земля под прижатым к ней телом, Сатуриано Бескос прячет в карман палочку, которую держал в зубах во время обстрела. Полуоглохший от грохота, он стряхивает с каски и с плеч землю и обугленные ветки, поднимает голову над бруствером на склоне высоты и видит приближающихся республиканцев.
– Эй, отзовись, кто живой! – звучит вблизи голос командира отделения, капрала Авельянаса, как и все, притаившегося где-то.
– Я в порядке, – кричит Бескос.
– Цел и невредим, – вторит ему Хесус Тресако.
– Вздрючен, но не замучен, – сообщает последний – Лоренсо Паньо. – Атилано со мной не совладал.
Бескос кладет две гранаты «бреда» так, чтобы легко было дотянуться, приникает щекой к ложу приклада, сдувает пыль, запорошившую затвор, и внимательно наблюдает за подступающими республиканцами. Пес их знает, интербригадовцы это или испанцы из подкрепления, но явно люди обстрелянные. Наступают осмысленно и умело, со всеми предосторожностями, перебегают сперва зигзагами от куста к кусту, а когда начинается подъем – от валуна к валуну, и неизменно отыскивают наилучшее укрытие в неглубоких воронках, оставленных снарядами.