– О дьявол, – говорит он.
– Наводить мост днем – чистое безумие. Понтонеры должны были бы работать только ночью.
– Думаю, при луне было бы то же самое, – говорит Экспосито.
– Лодки-то хоть есть? – спрашивает Харпо.
– Немного. На веслах идут: отсюда – битком набитые, сюда – порожняком.
– Резервов, стало быть, нет.
– Не видела.
– И хорошо. Чем больше тут народу скопится, тем трудней будет выбираться отсюда.
– Неужто совсем плохи дела?
Лейтенант незаметно показывает на костер в углу патио и говорит вполголоса:
– Гляди… Выполняют приказ… Вот как сожгут документы и оборудование, так и дела, надо полагать, наладятся.
– Да уж вижу.
Покуда Пато снимает свой ранец, Харпо и Экспосито успевают рассказать, что тут происходит. Исправны только три линии: одна – только что восстановленная – ведет на КПП у самой реки, другая – в сосновую рощу у восточной высоты, третья – на Рамблу, возле кладбища. С частями на других позициях связи нет. С высотой Пепе, где продолжает сопротивляться батальон Островского, она поддерживается через посыльных, снующих туда и обратно через бутылочное горлышко. То же относится и к Кастельетсу, где бой идет так близко к командному пункту, что никакого телефона не надо: доклады и приказы передаются связными.
– Короче говоря, – подводит итог Харпо, – мы при последнем издыхании.
Пато смотрит на сержанта Экспосито, которая все это время хранит молчание, и на ее стоическом лице читает подтверждение словам лейтенанта.
– Сколько же мы сможем продержаться?
Ответа нет. Пато устало вздыхает. Ноги у нее болят от долгой ходьбы, плечи ломит от тяжелого ранца. Она садится на землю и начинает разматывать обмотки, стягивающие брючины комбинезона над альпаргатами. Потом вытряхивает из них пыль, комочки земли, грязь. На левой икре обнаруживается воспалившийся гнойничок – он зудит и жжет, но сейчас с ним ничего нельзя сделать. Когда созреет – прорвется, и тогда можно будет промыть его кипяченой водой и прижечь пламенем одной из трех оставшихся спичек, которые она хранит в жестяной коробочке. Но до этого – день-два, а за это время многое еще может случиться.
Подошедший солдат докладывает Харпо, что его требуют в штаб. Пато по-прежнему сидит на земле, наматывая обмотки, а Экспосито молча за ней наблюдает.
– Хорошая ты девочка, – наконец произносит она, и Пато смотрит на нее удивленно:
– Я?
– Ты.
Больше сержант не произносит ни слова. Достав из кармана комбинезона бутерброд, завернутый в страницу «Солидаридад обрера», принимается за еду. Пато, справившись с обмотками, смотрит на нее:
– Ну что – мы проиграли?