– Кто-нибудь знает, который час? – спрашивает кто-то.
Ориоль узнает голос паренька из своего отделения – Жорже Милани из Вика. Смотрит на часы, но различить стрелки не может – слишком мало света. А тратить драгоценную спичку не хочется – их и так осталось всего девять.
– Не знаю… Наверно, часа два или три. А тебе зачем? Не можешь уснуть?
– Уснешь тут, когда над ухом болтают.
– Ну извини.
– Да чего уж там…
Славный парень этот Милани, думает капрал. Он еще не бывал в бою, но к восемнадцати годам на его долю выпало немало передряг и испытаний. Его отца-пекаря вместе с другими лавочниками, крестьянами-арендаторами, мелкими фермерами казнили мерзавцы из Хенералидад[31], сочтя сторонниками правых: кто-то донес на них, получив по сто песет за голову. После того как расстреляли пятерых его друзей из «Хувентуд католика»[32], Милани вместе с приходским священником и еще несколькими беглецами тайными тропами – проводникам они отдали все, что имели, – прошел через горы до пограничной Осельи, улизнув от карабинеров, которые в те дни перебили многих каталонцев, пытавшихся уйти во Францию.
– Как считаешь, завтра выйдем к линии фронта?
– Не знаю, – отвечает капрал.
– А люди говорят – выйдем.
– Ну, раз говорят, значит выйдем.
– Для Господа нет безымянных героев, – глумливо изрекает Сантакреу.
И с этими словами, хрюкнув от смеха, снова заворачивается в одеяло. Форкес продолжает глядеть на звезды – вот Большая Медведица, вот созвездие Цефея, вот Полярная звезда. Тут он чувствует, что надо бы сходить по малой нужде, и, некоторое время перебарывая лень, откидывает одеяло, поднимается.
– Ты куда? – спрашивает Сантакреу.
– Отлить.
– Я с тобой. За компанию.
Не очень холодно. Оба рекете отходят на несколько шагов, стараясь не споткнуться о спящих. Дойдя в густой темноте до ближайших кустов, расстегиваются. Потом слышится только, как бьет о землю двойная струя.
– Мы даже писаем с тобой на пару, – замечает Сантакреу. – Как в колледже, помнишь? Кто дальше.
– Ага… Ну прямо супруги. Разве что в кровати не кувыркаемся.
– Если начнем, я сейчас же перебегу к красным.
– Они тебя назад отправят: им своих девать некуда.
Оба благодушно посмеиваются. Напряженное ожидание скорого боя и черные мысли легче сносить, когда есть тепло дружбы, укрепившейся еще в те времена, когда на школьном дворе они дрались с одноклассниками, которые вслед за папашами-республиканцами смели дурно отзываться о короле – о каком угодно короле; и потом, когда они с другими юными карлистами поочередно несли караул у женских монастырей, не давая буйной черни разгромить и сжечь их; когда в 1936 году на Страстной неделе сопровождали с пистолетом в кармане епископа Ируриту