Мне было пять, когда в гостиной
С Аделаидой Константинной,
Которой было тридцать пять,
Я, встретясь, в первый раз, влюбился…
И несколько ранее:
Наш дом знакомых полон стай:
И математик Верещагин,
И Мравина, и Коллонтай —
В то время Шура Домонтович, —
И черноусыч, чернобровыч,
Жених кузины, офицер…
Полпред Советской России в Норвегии Александра Коллонтай откликнется на себялюбивые стихотворные излияния Северянина проникновенным письмом в прозе: «Я помню Вас мальчуганом с белым воротничком и недетски печальными глазами. Я помню, с каким теплом Зоечка (старшая сестра Игоря Северянина – А. И. Г.) говорила всегда о своем маленьком брате, Игоре. Жизнь [в] эти годы равняется геологическим сдвигам. Прошлое – сметено. Но оно еще живет легкой, зыбучей тенью в нашей памяти. И когда вдруг встретишь эту тень в душе другого, ощущаешь, как оно оживает в тебе».
Прошлое – сметено. Но родственные связи остаются. Упомянутая Северяниным Мравина – вторая единоутробная сестра Шурочки, Женя Мравинская, обладательница прекрасного сопрано и несомненного актёрского таланта. Выбор жизненного пути, сделанный ею, был диаметрально противоположен выбору сестры Аделаиды, но ещё более скандалёзен для своего времени и круга. Евгения выбрала сцену, сделалась знаменитой оперной певицей, примадонной Мариинского театра. Мравина – её сценический псевдоним.
Мать нашей Шуры происходила из совершенно иного круга, откуда ход в великосветские гостиные был заказан. Александра Александровна Домонтович-Мравинская, урождённая Масалина, была дочерью финского крестьянина. Её отец когда-то чуть ли не босиком пришёл на заработки в Питер, выбился в люди, сделался преуспевающим лесопромышленником. Черта прогресса: брак лейб-гвардейца с дочерью «убогого чухонца», даже разбогатевшего, был немыслим в предшествующих поколениях. Согласно семейному преданию, молодой Домонтович обратил внимание на юную красавицу Масалину в театре, где семья лесоторговца абонировала ложу. Но о сватовстве не могло быть и речи. Лишь много лет спустя, уже будучи дворянкой Мравинской, Александра встретила своего Михаила на светском приёме – и в их сердцах, выражаясь языком тогдашних романов, вспыхнуло пламя взаимной страсти. Кончилось дело расторжением первого брака и новым замужеством. История по тем временам трудная, скандальная – незаурядная.
Любопытно вот что. На склоне лет своих Александра Коллонтай написала кое-какие воспоминания. Этим мемуарам свойственна та же особенность, что и её беллетристической прозе: схематичность в описании людей, отсутствие живых подробностей, деталей. Читая их, совершенно невозможно представить себе отца, генерала Домонтовича – какого роста он был, во что одевался, носил усы и бороду или гладко брился, какую музыку слушал и что предпочитал на завтрак. Так же неуловимы лики сестёр Адели и Жени, брата Александра, тётушек, родственников и знакомых. Единственный персонаж, чей образ ощутимо проступает сквозь бесстрастное повествование о детстве и юности – образ матери. Видимо, в её характере и судьбе было нечто слишком близкое, своё, чтобы превратить образ в схему. Умение идти против мнений и обстоятельств? Приглушённое, но непоколебимое бунтарство? Александра Александровна добилась-таки победы в своей семейной жизни, а это, пожалуй, было в тогдашнем обществе не легче, чем её дочери добиться победы в революционной борьбе…