Тематика и сюжеты тоже соответствуют этой аскетической доминанте. Все они похожи друг на друга. Исключение составляет крохотный рассказ «Скоро», написанный в популярном тогда жанре социально-утопической фантастики («Красная звезда» Богданова, «Аэлита» А. Н. Толстого, финал «Клопа» Маяковского и тому подобное): о том, что будет через много лет, когда настанет вселенский социализм. Остальные произведения Коллонтай написаны на одну и ту же тему и даже порой на один и тот же сюжет. Вернее, с использованием трёх-четырёх однотипных сюжетных ходов. Нечто вроде дамского романа на коммунистической закваске. В основе – драма женщины, которая не может найти гармонии между своей любовью и своей работой, общественным призванием. На этой почве разыгрывается и другая драма – конфликт классического любовного треугольника, который в условиях социальной модернизации усложняется до многогранника: «он» – ответственный работник, или прогрессивный интеллигент, или деятель революционного движения; «она» – жена или возлюбленная, ответственная работница, революционерка, свободная женщина; «его» жена или любовница, простое, заурядное, но несчастное существо, заложница обстоятельств; «её» другой мужчина, достойный, но слабоватый субъект… Во всём этом, безусловно, слышатся отголоски собственного жизненного опыта – отношений с Коллонтаем, Шляпниковым, Дыбенко. Во всём этом много типического, общего для многих мужчин и женщин. Конечно, способы разрешения конфликта соответствуют эпохе и идеологическим установкам автора. Ревность не допускается, это собственническое, «буржуазное» чувство, герои обязаны перебороть его. Самоотвержение годится до определённого предела: пока оно не мешает общественной работе. Спасение и решение проблем приходит из волшебного ящичка, называемого «товарищество». Как только главная героиня вспоминает, что все участники многогранника соединены коммунистическим братством, что все они – товарищи, а уже потом мужчины и женщины, любовники и любовницы, – тогда легко находится выход. Общественное призвание и любовь соединяются в гармонии.
Всё это было бы скучно, если бы не одно «но». Проза Александры Коллонтай убедительна – прежде всего потому, что искренна и не вымышлена. Тут всё «по правде», всё соответствует убеждениям автора, всё выстрадано. Нарочитая безыскусственность, нехудожественность идут даже на пользу делу. В этих повестях и рассказах есть что-то такое, что заставляет вспомнить позднюю прозу Толстого – «Хаджи-Мурата», например. Конечно, ставить Толстого и Коллонтай на одну доску невозможно: Лев Николаевич и в рамках предельно аскетической художественной формы остаётся великим художником, мыслителем, насквозь видящим человека и эпоху. Александра Михайловна прямолинейна, идейно ограничена, навязчиво назидательна. Но в её «простой как валенок» коммунистической прозе есть двойное дно.