Беллетристическое наследие Александры Коллонтай – две повести и пять рассказов. Рассказ «Скоро» был опубликован в Омске в издательстве Сиббюро ЦК РКСМ в 1922 году, все остальные произведения вышли в 1923 году в Москве, в Государственном издательстве, двумя сборниками: «Любовь пчёл трудовых» (повесть «Василиса Малыгина», рассказы «Любовь трёх поколений» и «Сёстры») и «Женщина на переломе» (повесть «Большая любовь», рассказы «Тридцать две страницы» и «Подслушанный разговор»). Второй сборник Александра Михайловна почему-то предпочла выпустить под своей девичьей фамилией – Домонтович. В 1927 году то же издательство переиздало рассказы «Любовь трёх поколений», «Сёстры», повести «Большая любовь» и «Василиса Малыгина». По этой последней писателем и драматургом Н. А. Крашенинниковым была составлена пьеса для театра «Вася. Любовь пчёл трудовых», опубликованная в 1930 году в Туле.
Конечно, это не великая проза. Недостатки беллетристических произведений Коллонтай сразу бросаются в глаза. Язык сух, небогат, несколько отдаёт чернильным запахом резолюций, воззваний, постановлений. В нём начисто отсутствуют тонкие художественные приёмы и ходы, всякие там метафоры, прозопопеи, оксюмороны. Персонажи – образованные и полуграмотные, интеллигенты и рабочие – говорят на одном и том же усреднённом языке, используют одни и те же синтаксические конструкции, одну и ту же простенькую лексику с вкраплением необходимого количества терминов из революционного «новояза»: «предгубкома», «хозорганы», «спец», «работа в массах», «загубернаторился» в значении «зазнался»… В повести «Василиса Малыгина» присутствует, правда, попытка создать ощущение этакой «советской народности», но средства и тут однообразны и просты, если не сказать – примитивны: всякие там просторечные «кабы», устаревшие «сударушка», песенные «постылый» в сочетании с вывернутым порядком слов – сказуемое в конце предложения, – долженствующим изобразить народную речь.
Персонажи говорят одинаково, и это не случайно. Они вообще не слишком отличаются друг от друга. В них мало индивидуального, трепетного. Это не живые люди, а схемы. Как в образах родных и близких, о которых Коллонтай пишет в воспоминаниях, так и в образах героев её художественной прозы мало портретных черт, мимики, характеристических жестов, описаний внешности, манер, ужимок – вообще практически нет деталей. Всё строится на глаголах, на простом, однонаправленном действии. Ни шагу в сторону. Место действия и род занятий персонажей – абстрактны: безымянный город, ответственная работа (не уточняется, какая). Полностью отсутствует природа, пейзаж. Нет лирических отступлений. Текст беден до аскетичности. Как будто автор торопится выразить мучающую его идею и, сознавая нехватку времени, чернил, бумаги, быстро-быстро выкрикивает главное. То, что «едино есть на потребу».