Три Александра и Александра: портреты на фоне революции (Иконников-Галицкий) - страница 47

Она является в романе трижды. Все три раза это явление абсолютно невозможно и абсолютно реально. Первый раз Гарвей слышит «как звонок ночью» «женский голос, сказавший с ударением: “…Бегущая по волнам”». Второй раз – в лодке, куда Гарвей высажен преступным Гезом и его пьяной командой. Это не мираж и не галлюцинация: она настолько реальна, что матросы принимают её за блудницу, прятавшуюся в каюте Гарвея. Она – человек, вполне конкретный, ясный, как мы с вами, только перешедший в иное состояние бытия. Она знает будущее, потому что она вне смертного времени. Она сейчас уйдёт по воде и перед тем, как уйти, скажет Гарвею, как Христос апостолам: «Не бойтесь». Третье её явление состоится в конце книги, и это будут «слова, сказанные без внешнего звука»:

«Добрый вечер, друзья! Не скучно ли вам на темной дороге? Я тороплюсь, я бегу…»

Финал романа, своими умиротворёнными тонами резко контрастирующий с динамичным и бурным повествованием, вызывал недоумение у критиков и гриноведов. Многие видели в нём нечто противоестественное, торжество обывательского благополучия, несовместного с гриновским романтизмом. Дом и сад у моря, муж и жена, живущие там в полном довольстве и счастье… Но нет, это не обывательский мир, который всегда мал и замкнут, это бесконечно открытый мир окончательного счастья, какое может быть только по ту сторону смерти. Это – тот покой, которого удостоятся Мастер и Маргарита; это то, что говорит Христос о слушающем и верующем, который «имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Евангелие от Иоанна, 5:24).

Цель достигнута. От пустоты и смерти по Ксаверию мы перешли в Несбывшееся – в цветущую, полную жизни бесконечность.

XII

«Бегущая по волнам» была написана Грином на наивысшем подъёме творческих сил. Житейские обстоятельства во время её написания складывались благоприятно. Грина охотно и много печатали: в 1925–1928 годах были изданы и переизданы сборники рассказов «Сердце пустыни», «Гладиаторы», «На облачном берегу», «Золотой пруд» и другие – всего два десятка книжек плюс публикации в периодике. Ему платили гонорары (хотя порой приходилось добиваться уплаты денег через суд). Быт в Феодосии был налажен; об этом пеклась не только жена Нина Николаевна, но и тёща Ольга Алексеевна Миронова. Определился хороший круг общения; вместо второразрядных литераторов ресторанного склада – достойные, уважаемые люди: Михаил Михайлович Пришвин, Георгий Аркадьевич Шенгели, Викентий Викентьевич Вересаев, Максимилиан Александрович Волошин, в знаменитом коктебельском доме которого бывали, кажется, все литераторы и художники того времени… Правда, иногда Грин срывался в пьянство, особенно когда ездил по писательским делам в Москву и Ленинград один, без жены. Но, в общем, первые три года крымской жизни прошли светло и радостно.