Три Александра и Александра: портреты на фоне революции (Иконников-Галицкий) - страница 98

О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь – стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнёт ковыль…

Чем было вызвано неожиданное обращение петербургского интеллигента к описанию российских дорог с расхлябанными колеями, к поэзии степей, к памяти о пролитой на них крови? Отчасти – нарастающим разочарованием в русской интеллигенции, в стремлении выйти за пределы её социальных и духовно-культурных ценностей. В это же самое время, в ноябре 1908 года он выступает в Религиозно-философском обществе с докладом «Народ и интеллигенция», опубликованном в виде статьи под заголовком «Россия и интеллигенция» в первом номере «Золотого руна» за 1909 год. Здесь он (без особой, правда, оригинальности) противопоставляет интеллигенцию с её нравственной непоследовательностью и культурной ограниченностью, народу, которой велик и целен, но спит, и пробуждение его станет смертным часом интеллигенции.

Блок был наделён неким пророческим даром. Он слышал грозный гул, идущий из глубин России, и знал, что это – предвестие разрушительных землетрясений, которые сметут с лица земли и интеллигенцию, и лелеемую ею культуру, и ненавидимую ею государственную власть. «Бросаясь к народу, мы бросаемся прямо под ноги бешеной тройке, на верную гибель». «…Над нами повисла косматая грудь коренника и готовы опуститься тяжелые копыта». Но погибель интеллигенции (в том числе и его, Александра Блока, и всех и всего того, что ему близко) станет очищением для России, откроет ей путь в будущее. Примерно таковы были тревожные предчувствия Блока.

Они, как это часто бывает, совместились с очередным поворотом личной жизненной драмы. Любовь Дмитриевна ждала ребёнка – не от него. Младенец Дмитрий, которого Блок готов был любить и воспитывать, умер на восьмой день после рождения. Через три месяца, в апреле 1909 года Александр Александрович и Любовь Дмитриевна уехали из Петербурга, из России в путешествие. В Италию, потом в Германию.

Творческим следствием поездки по Италии (Венеция – Равенна – Флоренция – Перуджа – Сполето – Сиена – Пиза – Милан) стали «Итальянские стихи», из коих большая часть была напечатана в новом журнале «Аполлон», детище художественного критика Сергея Маковского. Эти стихи строги, прозрачны, мастеровиты, но не идут ни в какое сравнение с обжигающими, трагическими, надрывными и проникновенными шедеврами из «Снежной маски», «Фаины», «Вольных мыслей», «Куликова поля». Заграница интересует, но не волнует Блока; в его душе беспокойно ворочается та самая пророческая тревога о России.