— А разве не так в самом-то деле?! — убежденно сказала мать.
— Ты по себе судишь, мама, а я не ради тебя одной живу, — возразила Ирма. — Тебе, видно, нравится старый Кальм, вот ты и думаешь, что мне нравится Ээди. А он мне не нравится! Не нравится хотя бы потому, что мы знаем друг друга с детства, вместе выросли. Очень уж знакомы, вот почему.
— В детстве ты была умнее, чем сейчас: тебе нравились только старые, знакомые игрушки. Чем затрепаннее, тем милее и ближе.
— Я Ээди не трепала, с чего ему быть мне милым и близким, — сказала Ирма.
— Как же так! — вздохнула мать. — А сегодня! Или ты считаешь, что парень не маялся, когда ему пришлось привезенные за десятки верст розы тебе бросить под ноги.
— Я же подняла их, — защищалась Ирма.
— Хорошо, хоть столечко его любишь, — сказала мать.
— Фи! Любишь! — воскликнула Ирма. — Не из-за любви же я это сделала. Просто цветы было жалко. Если бы вместо роз на земле валялся сам Ээди, то, поверь, мама, я не стала б его поднимать, чтобы заполучить себе. По мне, хоть бери его кто угодно, мне такого чучела копченого не надо.
— Вот уж совсем рехнулась! — удивилась мать. — Хозяйский сын для нее чучело, а мать родная — головешка.
— Не сочиняй, мама, — сказала Ирма. — Никогда я не звала тебя головешкой.
— Вспомни-ка, дочка, вспомни хорошенько, может, все ж звала?
— Нет, не звала! — твердила Ирма. — Даже думать не думала так, не только что сказать.
— А что было этой весной, когда шел снег и всех позвали на праздники, а тебя не позвали? Что ты мне сказала?
— Ничего я тебе не сказала. Сказала только — кто меня позовет, раз моя мать бобылка. Вот и все. Но это же правда — ты бобылка, тебя все так зовут.
— Нет, милая, в том-то и дело, что не все зовут. Да если б и звали, неужто родная дочь должна тоже это повторять? Ты-то, конечно, считаешь, что должна, а? К тому же, ежели дочь ученая, ежели мать с помощью добрых людей дала ей образование.
— Мама, дорогая, — ласково заговорила Ирма. — Это, конечно, очень глупо, что я так сказала в тот раз, все потому, что очень обозлилась. И ты это все время носила на душе? Ты же знаешь, что я не подумала дурного, просто сгоряча сказала.
— И сейчас еще не знаю, — ответила мать. — Ты только что назвала кого-то чучелом.
— Да ведь Ээди и есть чучело! — воскликнула Ирма. — Ты только погляди, какой он вечером домой приходит.
— Если так, то и я, выходит по-твоему, опять же бобылка. Все же видят, что я в самом деле такая.
— Погоди, мама, погоди годик-другой, не будешь бобылкой, — убежденно сказала Ирма. — Ей-богу, это так же верно, как то, что я сегодня закончила школу. Я позабочусь о том, чтобы ты перестала быть бобылкой.