Конечно, Виллу говорил так лишь для того, чтобы ее успокоить, мать была уверена, что Виллу говорит все это для того, чтобы ее успокоить, — слишком уж горько она заплакала, увидев руку сына.
— Жизнь твоя, что подпорка у изгороди, — сказала мать, — все колеса и ступицы на нее натыкаются. Надолго ли тебя эдак хватит-то, долго ли может человек терпеть такое?
Виллу ничего не ответил, он молча сидел на пороге и с аппетитом ел еще теплый хлеб, который мать густо намазала маслом, — во всяком случае гуще, чем это обычно делалось в Катку, за исключением разве больших праздников.
— А где отец? — спросил Виллу, покончив с хлебом.
— В поле рожь копнит, — ответила мать. — Из Мядасоо и Кырбоя у нас нынче помощь.
— Из Кырбоя? — удивился Виллу.
— Да, поутру пришли Микк, Яан и Лена, — пояснила мать.
— И отец их принял? — спросил Виллу.
— Сперва было заартачился, да только Микк не ушел, сказал, что их хозяйка послала, велела помочь рожь убрать, ведь со своей в Кырбоя уже управились. Это, конечно, из-за того, что тебя не было, но про тебя Микк и не заикнулся. Они ведь с машиной явились, так что к вечеру все сожнут, разве что скопнить не успеют.
— Я тоже пойду помогу, — заявил Виллу, поднимаясь с порога.
— Если можешь, то хорошо бы, — заметила мать.
— Попробую, — сказал Виллу и ушел.
«Стало быть, это и впрямь кырбояская машина стрекочет там, в нашей ржи», — думал Виллу, направляясь в поле. У него и самого почему-то мелькнула такая мысль, и стук машины словно согрел ему душу. На душе у Виллу потеплело, и его шаг стал легче еще задолго до того, как мать протянула ему теплый хлеб с маслом. С таким чувством Виллу подошел к отцу, складывавшему ржаные снопы, и пожелал ему «бог в помощь».
— Гляди-ка, разбитый полк в деревню прибыл, — шутливо сказал отец, отвечая на приветствие. — Значит, все-таки видишь, коли сам домой приковылял?
— Вижу, — ответил Виллу и спросил: — С чего мне тут начинать?
— А разве ты можешь что-нибудь делать? — в свою очередь спросил отец, покосившись на правую руку сына.
— Снопы-то могу таскать, — ответил Виллу.
— Покажи-ка, — приказал отец, кивнув на правую руку сына.
Виллу, не говоря ни слова, поднял свою обезображенную руку.
— Ах, сволочи! — сказал отец. — Как они ее обкорнали! Что же с такой рукой делать?
— И такой научишься работать, если жить хочешь, — заметил Виллу.
— Уж коли ты раньше ничему путному не научился, то теперь и говорить не о чем, — резко сказал отец. — Раньше бесился как мальчишка, теперь будешь жить как калека, настоящим мужчиной так никогда и не станешь. На одно ты, пожалуй, еще годишься…