— Вам надо больше работать, — говорит хозяйка, нарушая царящую вокруг тишину, — тогда вы не будете так много думать о прошлом и настоящем.
— Работы у меня довольно, — отвечает Виллу.
— Я знаю, — говорит хозяйка, — но у вас должна быть своя работа.
— Все, что я делаю, когда-нибудь мне же и послужит, другого наследника в Катку нет, — замечает Виллу.
— Когда-нибудь, конечно, — соглашается хозяйка, — но ведь это будет «когда-нибудь», а что сегодня? Вам надо иметь свою усадьбу, у вас должны быть свои заботы, это ведь совсем другое дело. Отец ваш еще здоровый и крепкий старик, он долго проживет.
— Что поделаешь, — говорит Виллу. — Так уж сложилась жизнь, куда же мне теперь деваться, что затевать?
В ответ на это хозяйка Кырбоя произносит свои заветные слова, и Виллу, услышав их, вздрагивает:
— Возьмитесь за Кырбоя!
Виллу отвечает не сразу, он собирается с мыслями, напрягает весь свой ум, стараясь понять, что хочет сказать этим хозяйка Кырбоя.
— Вы говорили в яанову ночь о том, что следовало бы сделать в Кырбоя, — продолжает хозяйка, — так возьмите и сделайте все это. Хоть завтра же приступайте.
Хозяйка говорит сейчас тихо и серьезно; Виллу кажется, будто она говорит сейчас почти торжественно, даже голос у нее немного дрожит.
— Но ведь у вас есть Микк, — отвечает Виллу, — я знаю его, он молодец, работящий парень.
— О господи! — восклицает хозяйка. — Не знаю, глупы вы или бессовестны. Поймите же наконец: я предлагаю вам стать хозяином Кырбоя!
Так восклицает хозяйка и, отвернувшись, начинает плакать. Только теперь Виллу догадывается, что имела в виду хозяйка, когда предлагала ему хоть завтра же приняться в Кырбоя за то, о чем он, хмельной, говорил в канун яанова дня. Но и теперь он не находит, что ответить, а только смотрит на плачущую подле него хозяйку Кырбоя. И ему кажется, что это вовсе не кырбояская хозяйка, это даже не кырбояская барышня, а та самая девчонка, которая бегала с ним когда-то босиком по лесу.
— Вам не следовало бы так говорить, — замечает Виллу, — с таким калекой, как я, вам не следовало бы так говорить, мне и без того тяжело.
— Это, конечно, глупо, что я с вами заговорила, — обиженно, сквозь слезы, отвечает хозяйка, — мне бы надо было поступить с вами так, как тогда под большой березой.
— Да, уж лучше что-нибудь в этом роде, — соглашается с ней Виллу.
Оба умолкают. Хозяйка плачет, Виллу сидит и мучается. С противоположного берега озера доносятся звуки удаляющейся гармошки, ведь уже темнеет. На гладкой поверхности озера отражаются отблески вечерней зари. Где-то плещется рыба.