Вызвал я без знанья
Духов к нам во двор
И забыл чуранье,
Как им дать отпор!
Ученик и подчиненный Хрупова Лева Злотников в тот момент, когда он садился за свою записку, меньше всего думал о пагубных результатах своеволия. Зато самому Николаю Григорьевичу размеры угрожающей опасности были очевидны. Им овладело бешенство. Все, чего Хрупов с таким трудом, ценой таких тяжелейших усилий достиг в автоматизации управления заводом, — все это легкомысленно, одним махом перечеркнуто. И кем? Желторотым птенцом, мальчишкой, несчастным акселератом, который вовсе бы мог не состояться, никогда бы не превратился в настоящего инженера, если бы не он, Хрупов.
Они учились в одном институте. Когда Хрупов заканчивал аспирантуру, Лева сдавал экзамены за третий курс. Но как сдавал! Блестяще. Окончив аспирантуру и заняв волею судеб командную должность на привольском заводе, первое, что Николай Григорьевич сделал, — это послал в Москву запрос на молодого специалиста Злотникова. У Левы и Тани к тому времени уже был ребенок. Когда они прибыли, Хрупов выбил молодым двухкомнатную квартиру. Сам он жил в общежитии для командного состава: коридорная система, комната с крошечной кухней, в доме располагалась неплохая столовая. Здесь же прачечная и даже мастерская по ремонту обуви. Что еще надо холостяку?
Лева воспринял щедрый дар Хрупова как должное. Его инфантильность вызывала восхищение. Он давно возложил заботы о себе самом и о своей семье на господа бога. И тот вроде бы неплохо справлялся с обязанностями. Кто выполнял за господа бога эту роль — жена Таня, Хрупов или кто другой, — это его не волновало. Он жил в мире кибернетических проблем. Его занимали не простые, а парадоксальные задачи, все остальное оставалось вне круга Левиных интересов.
Работать с Левой было нелегко — он был какой-то развинченный, разболтанный. Даже прийти вовремя в свое бюро для него было мукой. Обычные поручения, которые были под силу каждому, расхолаживали Леву, он выполнял их кое-как, спустя рукава, затягивал сроки. Но стоило ему встретиться с действительно сложной, интересной задачей, и он мгновенно преображался. Куда в таких случаях девалась его величественная неторопливость, привычка медленно, по-детски, растягивать слова, его лень и расхлябанность! Перед Хруповым возникал как бы другой человек — серьезный, собранный, углубленный в себя. Что греха таить, и в эту пору Лева мог прийти на работу с солидным опозданием. Но и просидеть за кульманом восемнадцать часов без перерыва он тоже мог. Да и в сидении разве дело? Главное, что Злотников добивался поразительных результатов. И по объему, и по значению то, что он делал за короткий срок один, было под силу разве что целому КБ.