Хрупов пожал плечами:
— А чего тут думать. Я уже сделал.
Медея напряглась:
— Что именно?
— Снес в милицию. И рассказал об обстоятельствах, при которых кольцо попало в мои руки.
— А они?
— Поблагодарили.
— И взяли кольцо?
— Конечно.
— Плакали ваши денежки.
— Зато ваши к вам вернутся. В виде кольца.
— Оно мне больше не нужно. Я уже купила себе новое. Вот смотрите.
Она подносит руку к шее и указывает Хрупову на золотую змейку с зелеными глазами.
— Изумруды, — поясняет Медея. — Камни июля… Да, да, не удивляйтесь, каждый камень становится талисманом в один из месяцев года. Гранат, например, в январе, хризолит — в октябре.
«Она играет с драгоценностями, как в детстве с куклами», — проносится в голове у Хрупова. Ему в этой игре сейчас, кажется, отведена роль деревенских мальчишек и девчонок, завистливо разглядывающих богатства заезжей принцессы.
— Мне пора, — говорит он.
— Да, да. Мне тоже. Да и прохладно становится.
Они вышли в темный двор. Под ногами в слабых лучах ущербной луны поблескивали каменные плиты, которыми выложена дорожка. По обе стороны развешаны рыбацкие сети. Медея подумала, что все это выглядит как безвкусная декорация. Хрупов молча шел рядом с нею. Две длинные черные тени крались за их спинами, как оперные злодеи.
Им не повезло. Выйдя на дорогу, Хрупов стал голосовать. Первая же машина остановилась. То была директорская «Волга». За рулем сидел Игорь Коробов.
___
Только-только у Примакова стали в цехе дела налаживаться, а тут снова семейная неприятность. Пришло письмо из деревни Соленые Ключи. От Тоси.
Пишет, что полученные от Дмитрия Матвеевича деньги потеряла. Закружилась голова, упала на дороге. А когда очнулась, тряпицы с завязанными в ней десятками не было.
«Мне-то ничего не надо, я картошки поем и сыта, а он дитё, ему витамины требуются, опять же надеть нечего, летом-то хорошо, а наступят холода, придется в избе сидеть».
Дмитрию Матвеевичу не денег, конечно, жалко, о Феде душа болит. Не придумал ничего лучшего, как письмо жене показать. А Дарьюшка, на что всегда была тиха и безответна, так тут взъерепенилась: «Ах, она такая-сякая. Все ей мало. Ты и так — деньги в доме заведутся, сразу на почту бежишь. Когда все это кончится?»
Дарья ходит бледная, молчаливая, тяжело переживает, пожалуй, первую — за тридцать лет — ссору с мужем. До слез ей жаль своего Митю и хочется утешить его да приласкать. А нельзя, надо твердость проявить, в его же интересах, а то весь дом по бревнышку растащит.
Дмитрий Матвеевич дуется на свою половину, не ожидал от нее такой душевной черствости.