Лысенков скрипнул зубами, хотел что-то сказать — судя по выражению лица, угрожающе-злое, но в последнее мгновение передумал и, осклабившись, произнес:
— Ты ко мне выпить пришел? Ай-ай-ай! Нехорошо. Думал, я тебе прошлый раз поднес, так ты теперь каждый день ко мне ходить будешь? Нет, голубчик, не выйдет! Эй, Автандил, подсоби, друг, надо гостя проводить.
— Я тебя предупредил, — хмуро сказал Дмитрий Матвеевич. — А в случае чего, найду управу и на тебя, и на твоих дружков.
Он с грохотом захлопнул за собой железную дверь.
___
Механического цеха не узнать… Перестройка, начавшаяся с инструментального, докатилась и сюда. Оборудование окрасили в светлые, нарядные тона, под ноги на бетон положили разноцветную плитку, стены побелили, закопченные фрамуги отмыли до блеска, где недоставало, вставили новые стекла. В бытовках красота, белый кафель, для курения — красивые металлические урны, все остальное — тоже в порядке.
Теперь дошло дело и до территории. Объявили субботник для уборки, поставили задачу — расчистить прилегающий к механическому цеху с тыльной стороны обширный пустырь. Чего тут только нет — заржавевшие металлические конструкции, мотки спутанной проволоки, доски, бумага, тряпки, грязь!
Примаков подошел к бригадиру, попросил выделить ему долю, чтобы, управившись во дворе, он мог отправиться в цех и немного потрудиться над своим приспособлением для шлифовки сегментов.
— Давай, Матвеич, мастери свою машину, — одобрительно сказал ему Бубнов. — Мы ее знаешь как ждем.
От этих слов в груди у Примакова разлилась приятная теплота, словно и не было неприятной сцены у Лысенкова и напряженности дома. С охотой принялся за работу. Не заметил, как пролетело время. Спохватился, глянул на часы: ну ничего, успеет часок со своей «железкой» повозиться.
Направился к цеху. На дороге у него возник Шерстков. Привыкший задирать, дразнить людей, он и сейчас не удержался, хотя потом и жалел о сорвавшихся с языка глупых словах:
— Зря стараешься, дядя. Я только что в Аллее передовиков был. Так вот, выставили твою карточку. На траве лежит и в небо глядит. Все. Ти-ти, улети.
Примаков обошел Шерсткова, словно тот был не человек, а фонарный столб, оказавшийся на пути. Однако слова парня произвели на него впечатление. Появилось ощущение слабости, закружилась голова, ватными стали ноги. Все неприятности последнего времени придвинулись, к нему, тяжелым грузом легли на плечи. «Что ж они… того-етого… И Славиков тоже хорош. Мог предупредить, так, мол, и так… Не век тебе, Примаков, пора молодым дорогу дать… Разве бы я не понял? А то от Шерсткова… Негоже».