— Они говорят, что я не должен напоминать каждому, кто покупает сигареты, что курящие болеют раком вдвое чаще, чем остальные.
— А что же ты им ответил?
— Я спросил у своего начальника: «Что бы вы сказали, если бы увидели, что я уговариваю своих собственных детей пить и курить?» Он ответил: «Это было бы по меньшей мере странно!» Тогда я сказал: «А почему же вы хотите, чтобы я о ваших детях заботился меньше, чем о своих?»
— А он что?
— Он сказал: «Выходит, если бы вы работали в винном отделе, то стали бы читать покупателям нотации о вреде алкоголя?»
— А ты?
— Я сказал: «Конечно!» И добавил: «Если бы все продавцы так делали, то алкоголизм не превратился бы в такую проблему».
— И тут он, наверное, заговорил о плане?
— Как ты догадалась, Изольдочка?
— Ну, они всегда говорят о плане, когда нечего сказать по существу.
— Верно! Я ему объяснил, что о плане можно будет не заботиться, если в киосках появятся конкурирующие товары, при помощи которых можно будет вытеснить табак и алкоголь, то есть вредные для людей, а следовательно, и для общества в целом вещи.
— И что он на это сказал?
— Он сказал, что если в табачном киоске продавать всякую всячину, то это будет уже не табачный киоск, а черт знает что… Я ему возразил: разве трудно придумать новую вывеску?
— А он, милый, конечно, сказал: «Больно умные вы стали…»
— Как ты, Изольдочка, догадалась? Кончил он угрозой: если квартальный план не будет выполнен, он объявит мне выговор.
— Какой по счету это будет выговор в твоей жизни, милый?
— Когда мне объявили первый выговор, тебя еще на свете не было. И знаешь, кто мне объявил? Маршал!
Игнат Гаврилович захохотал, довольный произведенным впечатлением. Лицо его покраснело, а по шишковатому черепу пошли пятна.
Игорь уже слышал от Витюхи фантастический рассказ о первом выговоре, полученном его отцом. Было это в последние дни войны, под Берлином. На торжественном ужине с союзниками кто-то из английских офицеров спьяну имел неосторожность недостаточно уважительно отозваться о русской женщине, и Игнат Гаврилович ударил его по лицу. Ночь была на исходе. Все уже были изрядно пьяны, и грозное требование оскорбленного о немедленной дуэли нашло единодушную поддержку. Все вышли из особняка, отыскали лужайку, выделили секундантов, и дуэлянты стали сходиться. Игнат Гаврилович, на его несчастье, оказался более метким, англичанин упал, раненный в руку.
По приказу командования Игнат Гаврилович был тотчас же заключен под стражу. Неизвестно, чем бы обернулась для него эта история, если бы не вмешалось высокое начальство. Узнав, что майор вступился за честь женщины, отозвалось: «И правильно сделал». Решено было освободить офицера из-под стражи, разжаловать и демобилизовать. Игнат Гаврилович был рад: дешево отделался.