— А Тимоша где? Жив? — спросил Игорь.
— Не повезло ему. На мине подорвался. Ногу оторвало. Жив ли, помер ли, не знаю. Пропал где-то.
— А те два солдата по именам друг друга не окликали?
— Да я не упомнила. Сколько лет минуло. Сколько воды утекло. Разве упомнишь?
…Игорь и Примаков забрались на сеновал, переночевали. А на рассвете двинули в обратный путь.
Аллея передовиков начиналась прямо от заводоуправления. Среди буйной зелени — посеребренные ажурные арочки, покосившиеся мачты фонарей с молочно-белыми гроздьями лампионов и шеренги портретов по обе стороны. Кое-где асфальт потрескался и вспучился. «Надо немедленно положить новый асфальт, — подумал Роман Петрович. — Тут должен быть полный порядок».
За те годы, которые Беловежский проработал на привольском заводе, он, конечно же, множество раз проходил этой аллеей и видел вспученный, потрескавшийся асфальт, но именно сейчас, когда он стал директором, вдруг остро ощутил, что значит быть хозяином, нести ответственность за такой большой и громоздкий механизм, каким являлся привольский завод.
Он пришел сюда двадцатидвухлетним парнем, прямо со студенческой скамьи. Назначению в Привольск обрадовался. И не только потому, что края благодатные — городок раскинулся у самого синего моря, белые домики утопают в зелени садов, а солнце щедро греет землю и летом, и зимой. В этих местах воевал, выходил из окружения отец Петр Ипатьевич. И уже по одному этому Привольск был ближе, роднее Роману Петровичу, чем десятки других мест, куда могла его занести непреклонная воля институтской распределительной комиссии.
Вообще-то Роман Петрович и по облику, и по душевной организации был ближе к матери, чем к отцу. У матери сила была запрятана где-то глубоко-глубоко, в самых недрах ее существа, и проявлялась редко, в самых главных моментах ее жизни. У отца же его сила бурлила и пенилась постоянно, проявляя себя шумными выходками, брюзжанием, вспыльчивой обидчивостью по отношению ко всем — и ближним, и дальним. Поэтому Рома с детства сторонился отца, старался бывать наедине с ним как можно реже. В институт уехал с чувством радостного облегчения, предощущением желанной свободы. При распределении не выискивал завода поближе к родным местам, как некоторые, готов был ехать куда угодно.
Прибыв в Привольск, первое время тешил себя надеждой, что, побывав на местах боев, в которых участвовал отец, он отыщет людей, знавших его в ту пору, и узнает, каким отец был тогда. Почему-то ему казалось, что вспыльчивым, раздражительным, мелочным отец стал позднее, уже после перенесенных тягот и разочарований, а во время войны был бесшабашно храбрым, спокойным и волевым командиром, наподобие тех, что мелькали на экранах кинотеатров в многочисленных фильмах о минувшей войне.