Я еще не видела любителя поэзии Бориса Поплавского, как только что-нибудь узнаю, сообщу.
Несмотря на течение здешней жизни, скорее обычное, климат как-то меняется, и это становится заметным. Чувствительным людям.
Я должна признать, что проводы были волнующими и что у меня было ранящее чувство, что они – последние.
Ида Карская – Мишелю Карскому
Дорогой мой, пару слов, чтоб тебе сказать, что мне открыли глаз. О всех моих глазных болезнях не стоит болтать. Я со вчерашнего дня проглотила много (для меня) valium. Привела нервы в порядок, обо многом передумала и переворачиваю страницу. Не стоит говорить об этом – это будет меня раздражать, и я знаю, что все (художники, assistants, etc.) будут ждать, чтоб я споткнулась, чтобы меня столкнуть вниз головой с социальной лестницы. Я хочу продолжать работать, как раньше. Очки у меня, как у princesse Grâce de Monaco. Que désire encore le peuple?[325]
Мишель Трот об Иде Карской
1980
Жан Полян писал о ней еще в 1959 году: "Карская одновременно ведет две разные жизни… И я ясно вижу зачем ей это нужно: если можно вести две жизни, почему нельзя три? Почему не семь или не девять?" И почему не больше? – добавим мы. Этому драгоценному умению быть многоликими, а значит свободными и созидательными, даже когда мы счастливы или переживаем катастрофу, и притом оставаясь в самом обыденном, привычном нам мире, учит Карская.
Любая жизнь возможна, если действовать наперекор всему; если переступать – но не всегда – через мнимое благородство любых рамок и материалов; если быть верным истинным движениям своей души и случайным подаркам жизни, но не витать при этом в облаках высокопарных фантазий или абстракций.
Появление Полуночных гостей или Знакомонезнакомых, Писем без ответа или Серых красок будней; трогательное отношение к прошлому в Книге предков; размышления любимого ребенка (Били-Били); непрестанный протест против несправедливого забвения предметного мира в коллажах; несравненный пример, дикий и воинственный, кочевники в шатре Чингизхана, – не стоят ли за всем этим глубоко личные мгновения, переживания или алхимия Карской, которые нам дано навсегда разделить с ней, или отбросить, или погрузиться в них на какое-то время. Не забывая при этом неустранимых корней: Карская – русская, истинно русская. Она – русская частица нашей жизни, всего лирического в ней.
Из воспоминаний Иды Карской{30}
Когда вы рядом с Шестовым или Ремизовым, с Сутиным, Гончаровой или Поплавским, когда вы разобрались, где вы, то и другим легко разобраться. Я никогда не храню прошлое в памяти. Но Поплавский для меня – не «прошлое». Это то, что меня формировало, что сделало меня художником. Он, сам того не подозревая, был одним из моих учителей.