…Когда я слушаю своего сына или племянников, которые говорят о житейских неурядицах и проблемах, я их не останавливаю: значит им так нравится, значит у них есть какой-то свой сумбур, Ну и пусть… Не надо подражать другим. Надо делать, как вам бы хотелось. Даже если это плохо. Это единственная свобода, которую я признаю. И она дорого стоит нам – мир не много ее понимает.
Настоящая ценность совсем не в том, что окружает нас в видимостях. Она находится внутри нас, и настоящие художники ищут ее в своем нутре. Я, например, нахожу отклик в своих детских рисунках и думаю, что каждый – нет, не каждый, не каждый – находит основу своего творчества в раннем детстве. "Есть какая-то тайна, которую я узнаю", – думала я когда-то в молодости. И я узнала. И больше ее не узнает никто.
Иногда я вдруг осознаю: я стала слишком красива в своем искусстве, тревожно красива. Эстетична. Нет, мне это не подходит, мне тут нечего делать. Я это оставлю другим. "Состав земли не знает грязи" – сказал Пастернак. Именно "грязь" и может быть гениальна.
Что для меня творчество? Первым долгом, это искренность и полная свобода, чтобы узнать себя. А главное – сомневаться. Сомневаться – трудно. Но как только что-то становится легким – в любом, не только писательском или художническом деле – сразу нужно бросать и искать в другом направлении.
…Некоторые очень боятся смерти, самого процесса умирания. Я ее не боюсь. Мне только грустно за мои картины, но и то – какое это имеет значение: ведь мои отношения с искусством тоже изменятся. Исчезает ли что-нибудь абсолютно?..
Да, состав земли не знает грязи. Мы из земли вышли, в землю и уйдем.
Я ухожу, так ничего и не зная – не разрешив ни вопроса о смерти, ни вопроса о смысле жизни. Я поняла только одно: делать на Земле надо то, что любишь, и надо торопиться.
Из интервью Натальи Столяровой
Дина Шрайбман, стройная и довольно миловидная, сумела себя поставить – Б. Поплавский уважал ее. Полагаю, что крестилась она добровольно, попав в русскую компанию. Четыре девушки-еврейки из Бессарабии приехали в Париж учиться и все вышли замуж[326] за безденежных русских. Дина, видимо, любила Поплавского, а он ее «жалел», считая, что любви на свете нет, есть взаимная жалость. Эту жалось я называла проституцией. Некоторые (сын Дины) считали, что Дина – это Тереза, но я не вижу ничего общего. Тереза – продукт мечты. Поплавскому хотелось встретить такую Терезу, и не привелось. Дина была вполне реалистическим человеком, хотела завести семью с Поплавским, поняла, что это безнадежно, вышла замуж за Татищева, но какая-то часть ее сердца всегда оставалась с Борисом Поплавским и после замужества. Дина была человеком сильным, суровым и с «малахольной» обморочной Терезой не имела ничего общего, на мой взгляд.