Сказки, рассказанные на ночь (Гауф) - страница 79

Залевк поблагодарил чужеземца за его ответ, но не стал скрывать, что, по его мнению, человеку такого происхождения и образования более уместно жить и трудиться в европейских, христианских странах. Он взял своего гостя за руку, прося последовать за ним и обещая предоставить ему свой кров до самой смерти.

Тот обратил к нему растроганный взгляд и сказал:

– Теперь я вижу, что ты совсем простил меня и полюбил. Прими мою сердечную благодарность за это!

С этими словами он поднялся из-за стола и теперь стоял во весь рост перед греком, которому даже стало немного не по себе от воинственной стати, темных сверкающих глаз и низкого голоса гостя.

– Предложение твое, конечно, заманчиво, – продолжал чужеземец свою речь, – и, может быть, кто другой им и прельстился бы, но я не могу им воспользоваться. Мой добрый конь уже бьет копытом, и мои слуги ждут меня. Прощай, Залевк!

Друзья, которых судьба свела таким чудесным образом, обнялись на прощание.

– А как мне тебя называть? Как имя моего гостя, который навеки останется жить в моей памяти?

Чужестранец посмотрел на него долгим взглядом, крепко пожал ему еще раз руку и сказал:

– Меня называют Повелителем пустыни. Я – разбойник Орбазан.

Али Бану, шейх Александрийский, был человеком удивительным: когда он утром выходил в город, в красивом тюрбане из тончайшего кашемира, в нарядном платье, подпоясанном дорогим кушаком ценою не меньше как в пятьдесят верблюдов, и важно шествовал по улицам неторопливым шагом, нахмурив лоб, сдвинув брови, ни на кого не глядя и только задумчиво поглаживая через каждые пять шагов свою длинную черную бороду, – когда он так вот шествовал, направляясь в мечеть, где ему, сообразно сану, предстояло выступать перед верующими с толкованием Корана, то прохожие нередко останавливались, глядели ему вслед и заводили разговор:

– Какой же он видный, да статный, и к тому же богатый! – говорил один.

– Даже очень богатый! – добавлял другой. – Ведь у него и дворец в Стамбуле, на самом берегу морском, и другие поместья, а еще ведь поля, и скотины немало, и рабов множество.

– Что правда, то правда, – подавал голос следующий. – А мне тут давеча татарин рассказывал – тот, что из Стамбула был послан к нашему шейху от самого правителя, благослови его Пророк, – так вот татарин мне сказал, что шейх наш в большой чести и у рейс-эфенди[1], и у капудан-паши[2], у всех, у всех, включая самого султана!

– Так-то оно так, – присоединялся к беседе еще кто-нибудь, – отмечен благодатью каждый его шаг, он и богат, и благороден, да только… Сами знаете, чего мне вам рассказывать…