Я слушала и тихо выпадала в осадок. Вот где у людей совесть?
– А пожаловаться на них если? – предложила я.
– Кому ты пожалуешься? – пожал плечами Петров. – Грубякин – передовик производства, многодетный отец, Горшков – учитель пения, кандидат в члены Партии. А я – всего лишь простой мыслитель из народа. Кому из нас больше поверят?
– Да уж, – согласилась я.
Мы еще немного поболтали ни о чем, мне надо было бежать. Взгляд зацепился за батарею бутылок:
– А зачем бутылки собрал?
– Это – стратегический ресурс, – торжественно заявил Петров, – нет денег, сдал пару бутылок – и вот на чекушку и наскребаю.
– Ох, Федя, взял бы ты себя в руки, – мягко пожурила я, – а то действительно подвинут тебя отсюда Горшковы-Грубякины, ходишь вон как оборванец.
– Нет на свете прекрасней одёжи, чем бронза мускулов и свежесть кожи! – важно заявил Петров, и мы распрощались.
Мне повезло: ни Клавдия Брониславовна, ни Элеонора Рудольфовна мне не встретились.
Из-за этих новостей плитку, кстати, я попросить забыла.
Пока я шныряла туда-сюда по рабочим и заодно своим личным делам, в конторе депо "Монорельс" грянули изменения. Они были, на первый взгляд, не столь уж и существенными, однако же именно они повлияли на мою дальнейшую карьеру и, следовательно, на судьбу в этом мире.
Итак, вернувшись, я обнаружила возле щучьего кабинета столпотворение: все пялились на вывешенные на стенде отпечатанные листы и что-то бурно обсуждали. Заинтересовавшись, я тоже подошла и изучила списки: оказалось, наша незабвенная Щука, которой подчинялось три отдела – кадрово-правовой отдел, канцелярия и отдел делопроизводства и архива, так вот, после пожара, затронувшего несколько вверенных ей помещений (в том числе и мой чуланчик), и последующего их ремонта, включила активность и переформатировала кто где будет теперь сидеть. В результате я лишилась отдельного кабинета: на моем месте теперь будет сидеть Гиржева (та наглая шатенка с лошадиным лицом, что цеплялась ко мне за стенгазету), а меня благополучно сплавили в огромный проходной кабинет, где уже и так сидели шесть теток, разной степени склочности.
Тетки пополнение в моем лице встретили кисло, более того, местечко мне, на правах новичка, выделили "элитное": у шкафа, который отгораживал закуток, где все они регулярно гоняли чаи. Сидеть же мне предстояло лицом к стене без окна, спиной к входным дверям, и все, кто туда-сюда ходил, могли прекрасно видеть, чем я занимаюсь. Полагаю, в этом тоже был позиционный расчет Щуки.
Расстроенные Егоров и Мунтяну поперетаскивали мои папки и коробки в новый кабинет, заработав множество косых взглядов от теток, в том числе и в мою сторону.