– Что там? Там, там, где там?
Не получив никакого ответа, кроме непрерывного «Там… там…», Хозяйка обернулась в указанном направлении…
Легкое туманное облачко клубилось в углу у стены… И в нем, медленно тая, раскачивался покойник с синим лицом, выпученными глазами и вывалившимся языком… Толстая веревка обвивала его шею, но под подбородком была почему-то завязана изящной бабочкой с бриллиантовой пупочкой посредине… Одет он был в совершеннейшую рванину, от которой на теле остался только воротник и лацканы, когда-то, видимо, бывшие сюртуком или даже фраком. Но на остатках в розетке торчала большая красная свежая роза, рядом с которой сверкал бриллиантами же орден, пурпурная лента которого висела у него через плечо… На ногах он имел подштанники, сшитые, видимо, из тельняшки, и толстые домашние тапочки, с игривыми пуфами на носках и шпорами на пятках…
Заметив на себе хозяйский взгляд, повешенный пощелкал синим языком, поправил съехавшую на бок бабочку, подмигнул и растаял вместе с облаком совершенно, оставив на полу мокрое пятно.
Горничная зарыдала в голос…
– Вероника Францевна, ну что вы самом деле, как маленький ребенок! Нельзя же так! Каждый раз одно и то же!
– Не могу я так больше! – всхлипывая, отвечала Горничная, прижимаясь к хозяйской груди, как ребенок. – Отпустите Вы меня, ради бога, боюсь я их…
– Ну, все… все… Нате вот, выпейте рюмочку… И перестаньте рыдать, вам говорят!
С этими словами Хозяйка взяла пузатую бутылку бренди, стоявшую тут же на тумбочке, и протянула Горничной. Затем подолом ночной рубашки стала протирать маленькую рюмочку… Однако напрасно – Горничная ухватила бутылку и стала большими глотками пить прямо из горлышка, обливая себе грудь и живот…
Хозяйка покачала головой, зевнула и вышла из комнаты…
Спать расхотелось.
Она спустилась по лестнице в холл, щелкнула выключателем… Вспыхнула огромная люстра под потолком… Некоторое время она бесцельно бродила, не зная, чем бы заняться… Потом подошла к камину…
Тут же вспыхнул огонь… Гулко пробили часы… Раз… два… три… четыре… Хотя стрелки показывали половину второго… С пятым ударом стрелки со скрипом сдвинулись с места и переместились назад на одиннадцать…
Опять раздался дикий визг со второго этажа…
Она недовольно поморщилась, подошла к резному дубовому буфету, достала старинный, венецианского стекла графин, увитый серебряной виноградной лозой, и высокий бокал на ножке… Налила вина…
И уселась в глубокое кресло у камина…
Тут же одновременно включился телевизор и музыкальный центр. Но ничего невозможно было ни рассмотреть, ни услышать. В телевизоре программы мелькали, переключаясь сами. А музыкальный центр ставил пластинки на диск, опускал адаптер, но при первых же аккордах поднимал его и убирал пластинку на место с такой же скоростью, с какой мелькали телевизионные программы на экране…