Красавчик багровел от смущения. Вид сверху на декольте Дамы был грандиозен и возбуждал его безмерно. Кроме того, сама Дама кокетничала с ним, принимая за Герцога, томно водя глазами и так тряся бюстом об стол, что за версту были слышны ухающие удары.
Она непрерывно подносила ему руку для поцелуя, наступала под столом на его ботинок своей туфлей 45-го размера и шептала, что готова стать герцогиней прямо здесь и при всех. Она дышала так громко и сладострастно, что сидящий напротив Полковник никак не мог раскурить трубку, из которой при каждом ее выдохе вылетали клубы дыма с искрами и табаком…
Толстый страдал невообразимо. Во-первых, у него расстегнулись булавки на брюках и спереди, и сзади и кололи его все время. Во-вторых, Мальчик-гниденыш не желал есть то, что ему подавали, и незаметно сбрасывал все это со стола прямо в расстегнутые штаны Толстого. Кроме всего, Мальчик первым за столом обнаружил, что Толстый не просто стоит у стола, а держит столешницу, и, поняв полную свою безнаказанность, издевался над ним как хотел. Он бросал в него крошки, щекотал, щипал и вообще вел себя мерзко. Толстый от всего этого начал икать, отчего все предметы на столе при каждом его «ик!» сдвигались со своих мест и меняли положение, так что тот из гостей, кто уже занес вилку над мясом, в результате тыкал ею в кусок сладкого пирога.
И, что особенно было неприятно, на них ополчились блюда на столе.
Половина фаршированной рыбы, с разинутой пастью, подъезжала на блюде к Длинному, тыкалась ему в штаны под животом, зубастая пасть ее смыкалась, и «Длинный тонко взвизгивал то ли от боли, то ли от удовольствия.
Голова свиньи, украшенная остатками зелени, нападала на Коротышку, каждый раз тюкаясь в него нос к носу. Хрюкала, заливала ему лицо жирной гречневой кашей и отскакивала назад, оставляя у него во рту то картофелину, то собственное ухо, то кусочек пятачка. В конце концов он стал совершенно похож на нее, и возникало ощущение, что это целуются братья-близнецы.
Жареный гусь, видимо, принял Красавчика за свою пассию. Выскакивал с серебряного противня, садился ему то на грудь, то на плечо, то на голову, подпрыгивал там, сладострастно крякая, и падал обратно на противень. При этом каждый раз из гуся на Красавчика выпадали печеные яблоки. Две утки ревновали страшно и щипали его, как только исчезал гусь.
Полковник принял ухаживания Дамы на свой счет. Встал, перегнулся через стол, лично налил ей бульон в тарелку, уронил туда свой парик, пальцами выловил и нацепил его себе на голову с прямотой римского гладиатора. Сел на место и принялся за еду. Смотреть, как он ест, было страшно. Он не оставлял после себя ничего: еда, напитки, вилки и ножи перемалывались с хрустом. Вставная челюсть выскакивала постоянно и начинала прыгать по столу, лязгая металлическими зубами. Он ловил ее и вставлял на место, она выскакивала опять, и так без конца.