Блажников. Холодно.
Водитель. Что?!
Блажников. Слушайте, я уже устал всем повторять – вы меня не за того принимаете. То есть принимаете за того, но это ошибка. Я к этому никакого отношения не имею. Просто так получилось.
Водитель. Во-о-от! Другой разговор! Я же говорил – гнилые вы все! Как в смокинге по телевизору среди голых баб скакать – так ничего! А как чуть прижмешь вас к ногтю, сразу – я не я!! Ошибочка вышла! Ошибка вышла, когда вы на этот свет вышли!! Мать вашу!
Блажников. Я посплю?
Водитель. Поспи, поспи…
Рука в перчатке с отрезанными пальцами до отказа врубила приемник. Нога в тяжелом ботинке вдавила педаль до упора, мотор взревел, трейлер окутался сизым дымом и помчался по трассе, болтая прицепом из стороны в сторону. Музыка гремела на всю округу.
* * *
Квартира Якубовича (продолжение).
Ревели пылесос и кофемолка. Орал Гарик Сукачев из телевизора и Уитни Хьюстон из проигрывателя.
Лена, не обращая внимания на включенный пылесос, гремела посудой, заунывно напевая: «Уйти в бега, сойти с ума, теперь уж поздно для меня!..» Рядом с грохотом билась в падучей стиральная машина. Временами она срывалась с места и, мелко подпрыгивая, начинала нападать на Лену с грязными намерениями. Тогда Лена пинала ее ногой со словами: «Пошла вон, тварь такая!» Машина тут же возвращалась на место и даже на некоторое время замолкала.
Марина, в длинном банном халате, с тюрбаном на голове, разговаривала по телефону. Тот, с кем она говорила, видимо, был глухой как пробка и, судя по всему, жил на другом конце света без телефона. Исключительно поэтому она кричала в трубку так, что временами заглушала и пылесос, и Уитни Хьюстон с Леной, Гариком Сукачевым и кофемолкой. Время от времени, когда басовитый гул кофемолки поднимался до визга, Марина не глядя сыпала туда то кофе, то соль, то муку, то вермишель, то еще что-нибудь, попавшееся под руку.
Регулярно из ходиков над плитой с треском выскакивал скелет кукушки, дурным голосом орал свое «Ку-ку!!» и падал вниз, в кипящую на плите кастрюлю. При этом ныряла в борщ и выныривал оттуда, раскачиваясь на привязанной к ноге пружине, как Иван-дурак из сказки о коньке-горбунке.
Непрерывно звонил мобильный телефон. Трещал факс. В соседней комнате каждые двенадцать минут часы гулко били три раза. Потом с задержкой – еще два. И останавливались. Тогда Лена бросала все дела и шла их заводить, каждый раз спрашивая: «Леонид Аркадьевич, а сейчас сколько время?»
В редкие минуты относительной тишины, было слышно, как за стеной кто-то разучивал гаммы на геликоне.
Посреди всего этого Якубович пытался учить роль.