Молодой человек в цветастой ковбойке ковырялся в разобранном компьютере, выпотрошив его совершенно. При этом по своему мобильнику он трепался с кем-то на своем птичьем языке про байты и килобайты.
Переводчик лежал на диване с капельницей. Возле него хлопотала бригада «скорой».
Журналистка с диктофоном интервьюировала всех, на кого натыкалась.
Полонский по другому телефону диктовал итальянский текст и вписывал русские слова в лежащий перед ним сценарий. Каждое итальянское слово он выкрикивал в трубку по несколько раз по слогам. Очевидно, тот, с кем он говорил, просто не мог понять, на каком языке орал Полонский.
Лиана заполняла анкеты для посольства на Якубовича и Марину. Бесконечно спрашивала, как пишется по-английски фамилия «Якубович», имя «Марина», город «Москва» и т. д., и так же бесконечно рвала анкеты и начинала заполнять новые.
Стоя на стуле, мальчик в коротких штанишках бил в барабан и читал в ритм стихи про любимый город Мончегорск. Рядом гордая, необъятных размеров мама смотрела на ходящего взад-вперед Якубовича страстно и с придыханием.
В ванной со страшным грохотом сантехники чинили кран и все, что попадалось им под руку. Валялась отбитая плитка, снятые полочки, разобранный унитаз. Рядом с открытой дверью стояла, прислоненная под углом к стене, новенькая белая эмалированная ванна. В ней, такой же белый и такой же эмалированный, стоя спал третий сантехник с вантузом в руках.
Принесли телеграмму.
Потом заказное письмо.
Пришли еще четверо и со словами: «Твою мать, вот же она» унесли ванну с сантехником и вантузом, заляпав при этом весь пол грязными ботинками. Те, которые чинили кран, с криком: «Стой, твою мать, это наша!» рванули за ними. При этом унесли с собой полочку и унитаз.
Необъятная мама сняла со стула мальчика в коротких штанишках и запела довольно приятным контральто арию Чио-Чио-Сан.
Пришел следователь и стал составлять протокол, спрашивая всех присутствующих, кто из них последним видел Земфиру Артишоковну.
Пришли из ЖСК предупредить, что горячей воды не будет до четвертого. Потом ее включат, но отключат холодную. А с двенадцатого отключат и ту, и другую, потому что не будет электричества и газа.
Бесконечно звонил будильник, и гулко, на весь дом били часы.
Пришел человек от Кацмана узнать на всякий случай, не передумал ли Якубович насчет обрезания.
Якубович грохнул кофемолку об пол.
Стало тихо.
Якубович. Да пропади оно все пропадом!!!
И выбежал из квартиры, саданув дверью так, что посыпалась штукатурка.
Последнее, что он услышал, – это Маринин голос вдогонку: «Лечиться надо, псих недоделанный!»