Когда отвлекся вдруг Всевидящий Творец,
Павлин решил, что он певец,
И, нацепивши смокинг папин,
Всем объявил, что он Шаляпин.
Отец павлина, знать, недаром
Работал в опере. Швейцаром.
И все, что мог,
Домой волок.
Одежду, ноты, часть кулис,
Всю бижутерию актрис,
Но, главное, он как-то хи тро
Таскал обрывки опер у певцов с пюпитра
И все бумажки много лет
На гвоздик вешал в туалет.
Не мудрено, что сын павлиний где сидел,
Там и запел.
И, видно, оттого, что начал петь он тут, а не на сцене где-то,
Годилось пение его как раз для туалета.
Ну, что сказать? Тот нас поймет,
Кто слышал, как павлин орет.
Павлинье пение похоже
На то, как трется ежик об стекло небритой рожей,
Примерно так, собравшись кучкой,
Орут моржи весною перед случкой
И издает такой визгливый скрежет
Свинья, когда ее хозяин режет.
Когда раздалося в лесу павлинье пенье,
Медведь решил, что началось землетрясенье,
Осел два дня держался стойко,
Потом спросил: «Опять, что ль, перестройка?»
Павлин как начал рондо из Фарлафа,
Скончалась в судрогах жирафа.
Он выдал ариозо Дон Жуана,
Упала с пальмы обезьяна.
А как запел пролог из оперы «Паяцы»,
Все поняли, что началась приватизация!
И повалил народ из леса валом,
И все. Зверья в лесу не стало.
Остался только старенький олень,
Он с детства был глухой, как пень,
И слышал он совсем чуть-чуть, вполсилы,
Вот это вот «чуть-чуть» его и подкосило.
Павлин, поняв, что больше слушателей нету,
Оленю в ухо начал «Риголетто».
Сначала у оленя отнялась нога,
Потом отпали от вибрации рога,
Павлин как грянул арию Далилы,
Оленю тут живот и прихватило,
Он стал искать, где б тут присесть,
А этот Ленского как начал петь,
«Паду ли я, стрелой пронзенный…»
Орал павлин, как оглашенный.
В оленя стал вселяться бес,
От ужаса он на сосну полез,