Много вечеров подряд мы с Ауа обсуждали всевозможные бытовые уклады и табу, но разговор не выходил за рамки длинного перечня разрешенного и запрещенного. Все были прекрасно осведомлены, как следует поступать в каждом конкретном случае, однако на мой вопрос – почему? – ответа не было. Здешних эскимосов удивляло, что я не мог удовлетвориться полученным знанием об их религиозных убеждениях, а хотел еще разузнать об их происхождении. Слово, по обыкновению, взял Ауа, который когда-то обещал ответить на мои вопросы; он вдруг поднялся и, словно подчиняясь наитию, позвал меня выйти наружу.
В тот день выдалась необыкновенно суровая погода, и так как после нескольких дней удачной охоты мяса у нас было предостаточно, я предложил своему хозяину остаться дома, чтобы позволить мне окончить часть работы. Короткий день уже давно растворился в послеобеденных сумерках, на небо поднялась луна, чей свет помогал разглядеть все далеко впереди. Белые рваные облака проносились по небу, ветер метался по стойбищу, залепляя снегом нам глаза и рты. Глядя мне в глаза, Ауа произнес:
– Чтобы хорошо охотиться и жить счастливо, люди нуждаются в хорошей погоде. Зачем тогда эти нескончаемые метели и ненужные препятствия тем, кто ищет пропитание себе и близким? Зачем? Зачем?
Мы покинули жилище в то время, когда охотники возвращались с тюленьей охоты. Сбившись в кучку, продвигались они вперед, сгибаясь под порывами ветра, дувшего с такой силой, что им то и дело приходилось останавливаться. Ни один из них не нес на себе тюленя; целый день тяжкого труда оказался тщетным.
На вопрос Ауа «зачем?» я только молча покачал головой. И тогда он повел меня в жилище Кувдло неподалеку от нас. Маленькая плошка-жировик тускло горела, но совершенно не грела, парочка продрогших детишек съежились на углу лежанки под одеялом из оленьих шкур. И снова Ауа, уставившись на меня, спросил:
– Почему здесь должно быть так холодно и неуютно? Кувдло провел на охоте целый день, и если бы он раздобыл тюленя, как того заслуживает, то теперь его жена сидела бы, посмеиваясь, возле лампы, пустив большой огонь, не опасаясь, что на завтра может не хватить. И тогда здесь стало бы тепло и уютно, а дети выползли бы из-под своего одеяла и порадовались. Так почему же все не так? Почему?
Когда я ничего не ответил, он вывел меня из жилья и подвел к своей больной старшей сестре Натсек, которая жила теперь одна в своем иглу. Эту изможденную и отощавшую женщину наш приход никак не оживил. Несколько дней подряд ее терзал сильный кашель, возникавший откуда-то из глубины легких; было очевидно, что долго она не протянет.